Финляндия передала СССР почти 55 000 ингерманландских финнов. Около 8 000 человек осталось в Финляндии, из них более 4 000 заранее перебрались в Швецию. Оттуда многие из них продолжили свой нелёгкий путь в другие страны Европы, Америки и Австралию.
Весь мир знает о Ленинградской блокаде, героизме, трагедии, о страданиях жителей Северной Пальмиры. Но мало кому известно даже в Санкт-Петербурге, что весной 1942 года органы НКВД переправили по «Дороге жизни» последних оставшихся в живых 27 000 блокадников-ингерманландцев. Переправили не для того, чтобы спасти этих людей, а в организуемые в арктических районах Якутии, на берегу моря Лаптевых спецпоселения.
На всём протяжении следования люди не проходили санобработки. Быстро распространялась завшивленность, дизентерия, тиф, смертность была огромной. В пути погибло около 70% конвоируемых, — в основном, женщины, дети, старики. Можно без преувеличения сказать, что обочины Восточно-Сибирской железной дороги были усеяны трупами ингерманландцев. Прибыв на место назначения, к якутскому берегу Северного Ледовитого океана, одному из самых холодных мест в мире, переселенцы были размещены в палатках и снежных шалашах.
Весной 1942 года постановлениями Гос. Комитета Обороны финны, как и граждане других национальностей воюющих с СССР стран, были изъяты из рядов действующих армий и мобилизованы в рабочие колонны НКВД, работавшие на лесоповалах, в шахтах, рудниках Урала и Сибири. В эти же колонны «мобилизовалось» до конца войны всё финское мужское население, достигшее призывного возраста, но чаще не достигшее, т. е. с 17 лет.
Режим, установленный в отрядах, занятых на этом строительстве, не отличался от лагерного. Бараки были окружены колючей проволокой в два ряда, охрана с собаками. Утром — строем на работу, вечером — строем с работы. Рабочий день длился 12 часов и больше.
Из строя выйти было нельзя: шаг влево, шаг вправо — стрельба без предупреждения. Работали в основном на земляных работах — кайлом и лопатой. Питание было скудное, «трёхкотловое»: первый котёл — для не выполнивших норму выработки, второй — для выполнивших норму, третий — для тех, кто перевыполнил. Смертность от непосильного труда и истощения была очень большой. Сведения о числе погибших в Трудармии остаются до сих пор закрытыми.
Общая статистика погибших финнов-ингерманландцев ужасает: за 15 лет — с 1930 по 1945 годы — погибло около 65 000, чуть ли не половина этого многострадального народа. В итоге всех многочисленных операций по раскулачиванию, очистке погранполосы, депортации, принудительной эвакуации, вся Ингерманландия, в конечном итоге, была к 1942-1943 гг. «очищена» от финского населения. И, тем не менее, количество ингерманландцев, возвращавшихся на родину, с окончанием войны стало быстро увеличиваться.
К лету 1945-го поток репатриантов-ингерманландцев приобрёл такие размеры, что вызвал жёсткое противодействие ленинградских властей. Как отмечал в своих неопубликованных воспоминаниях Геннадий Куприянов, бывший 1-й секретарь ЦК Компартии Карело-Финской республики, арестованный 17 марта 1950 года по «ленинградскому делу», особенно непримиримую позицию к возвращению ингерманландских финнов занимали Жданов и генерал-полковник Штыков. С именем последнего были связаны планы насильственной депортации карельского, вепского и финского населения из Карелии в 1944 году. К счастью, этим планам не дано было осуществиться.
Решительные меры по изгнанию ингерманландских финнов с их родных мест были предприняты весной 1947 года. Тогда во всех районах области стали составляться подробные списки «незаконно» возвратившихся ингерманландских финнов, а также принадлежащих им домов и строений.
Одновременно в каждом районе Ленинградской области определялось количество переселенцев из внутренних районов страны, которое мог принять район в освобождаемые от их хозяев дома. Вся операция по выселению ингерманландцев проводилась на основании секретного постановления Совмина СССР от 7 мая 1947 года, в котором Ленинград и Ленинградская область объявлялись закрытыми для проживания в них финского населения.
Руководство Ленинградской области рассматривало эту послевоенную депортацию как политическую акцию. В своём представлении в адрес Ленинградского обкома партии Леноблсовет мотивировал выселение тем, что «возвращение в область лиц финской национальности способствует засорению колхозов и других населённых пунктов неблагодёжным населением». В целом эстонское руководство его игнорировало.
Тогда осенью 1947 года Куприянов обратился к Отто Куусинену с просьбой поддержать его в вопросе о переселении ингерманландских финнов в Карелию, тот, как пишет автор воспоминаний, «категорически отказался». В 1948 году Сталин дал согласие. После чего специально созданная комиссия подготовила проект постановления, которое было утверждено Правительством СССР 11 февраля 1949 года.
Согласно постановлению «О мероприятиях по восстановлению и развитию лесозаготовок в Карело-Финской ССР», в республику на условиях вербовки переселялось 25 000 семей из разных регионов страны, например, Белоруссии, Литвы, Украины и других. В этом документе существовал секретный пункт, разрешавший Совету Министров Карелии «производить вербовку рабочих ингерманландской национальности в местах их временного проживания».
После этого решения Совета Министров СССР события стали развиваться молниеносно. Уже на следующий день в Петрозаводске был проведён пленум ЦК республики, на котором был рассмотрен вопрос о реализации названного постановления.
Куприянов настаивал, чтобы Карелия приняла до 48 000 ингерманландцев. Первые группы переселенцев-ингерманландцев стали прибывать в апреле 1949 г. Они прибывали в республику из Казахстана, Узбекистана, Алтая, Тюмени, Новгородской, Омской и других областей, освобождённые из Трудармии.
Подавляющая часть прибывших (73%), тогда выехали из Псковской области и Эстонии, куда они вынуждены перебраться после изгнания из Ленинградской области в 1947 году. В результате, к концу 1949-го в Карелию переехало 21 932 человек, т. е. почти половина всех переселенцев, прибывших в республику на основании постановления Совмина СССР.
Ингерманландцы были направлены преимущественно на стройки Сегежи, Кондопоги и Петрозаводска. «Сравнительно быстрое строительство жилых домов, культурных и административных зданий Петрозаводска, начавшееся в конце 1949 года», — отмечает в своих воспоминаниях Куприянов, — «стало возможным именно благодаря этой рабочей силе их числа переселённых ингерманландцев».
Неожиданно очевидцы событий смолкают и прекращают всякий упоминания об ингерманландских финнах. Причина кроется в начавшемся «ленинградском деле», по которому в марте 1950 года был арестован Куприянов. В своих неопубликованных воспоминаниях он пишет, что «помимо других обвинений мне предъявили обвинение во вредительстве — якобы я умышленно засорял пограничную республику политически враждебными элементами, переселяя в Карелию финнов-ингерманландцев».
Через месяц после ареста Куприянова, 20 апреля 1950 г., партруководством Карело-Финской ССР (секретарем был Юрий Андропов) принимается решение «в 3-х месячный срок в порядке внутриведомственной переброски рабочей силы переместить ранее завезённых ингерманландцев из пограничных районов в непограничные районы».
Теперь депортация тысяч ингерманландских семей происходила уже внутри приютившей их республики. Это породило новые страдания, лишения и материальные затраты. Разумеется, как и раньше, за насильственные «перемещения» никаких компенсаций и даже справок о принудительном выселении умышленно не давали. Под грифом «строго секретно» и «секретно» творился произвол.
С начала 1920-х и до 1950-х годов не было специальных законов о репрессиях против ингерманландских финнов. Власти обходились секретными исполнительными постановлениями, распоряжениями, приказами и т. п. До настоящего времени ложь НКВД не развенчана. Среди депортированных при Сталине народов только ингерманландцам была уготована участь навечно остаться на Крайнем Севере и Сибири. Это было в прошлом.
Но почему ингерманландцев не реабилитировали одновременно с другими народами? Современные горе-геополитики, «потерявшие» Прибалтику, бояться признать ингерманландцев коренным народом, национальным меньшинством, а просьба обсудить вопрос об их национально-государственном или административно-территориальном устройстве вызывает немедленное, без всякой научной аргументации отрицательное отношение.
В недалёком будущем, к сожалению, уйдут из жизни все репрессированные ингерманландцы и их дети. Следующее поколение, в силу государственной политики отлучения ингерманландцев от земли предков, менее всего явится носителем своей национальной культуры, быта и традиций. Многие уезжают, надеясь на лучшую жизнь за пределами России. Они и последующие поколения уехавших навсегда сохранят память об Ингерманландии.
Несколькими поколениями ингерманландцев прожита жизнь в изгнании, в страданиях, в состоянии постоянно подозреваемых. Но, всё же, самой жестокой, бесчеловечной формой репрессий являлся массовый расстрел безвинных ингерманландских финнов. Только Ленинградское областное управление НКВД расстреляло свыше 13 000 ингерманландских финнов. А на всей территории СССР было расстреляно 20 000 инкери, в основном мужчин. Как видно, доля расстрелянных среди ингерманландского населения превышает 15%.
После смерти Сталина сменявшие друг друга правительства сохраняли безразличие к судьбе, жизни, возрождению ингерманландцев. Не нарушают эту «традицию» и в постсоветскую эпоху. 29 июня 1993 года парламент России принял закон о реабилитации российских финнов, но в этом законе нет ни слова об ингерманландцах.
Текст: Алла Ерошкина
