Брейвик интересен не сам по себе, но как синдром. Синдром Брейвика, которым, как выяснилось, больно общество. Причем, каждое по-своему.
Норвежское общество, будучи демократическим и отстаивая свободу слова до мыслимого предела, демократически судит Брейвика, который открыто смеется ему в лицо. Суд даже разрешает ему зачитать 13 страниц объяснительной речи, — речи, которая еще не является оправдательной. Речь эта прерывается несколько раз попытками судьи ускорить течение процесса и сократить высокопарное и пространное выступление. Брейвик настаивает на своем праве зачитать его до конца, обещая кое-что подсократить по ходу.
Вместе с тем, он безо всякого уважения относится к норвежскому суду, заявляя сперва, что не признает приговора, как мультикультуралистского, и затем, что приговор — максимальный по законам Норвегии 21 год — воспримет как жалкий, и требует для себя либо оправдания, либо смертной казни.
По умолчанию — и это даже не стоит обсуждать, — жизнь другого человека не стоит никаких провозглашаемых ценностей. Брейвик, как и все террористы, считает иначе, — он видит себя спасителем человечества, по крайней мере, европейской его части, от участи быть поглощенной и порабощенной мусульманским влиянием. При этом он считает себя христианином. Считает себя христианином, но принял на вооружение террористические методы ультра-исламских группировок.
Что примечательно, синдромом Брейвика больна не только Норвегия, но и Россия. Не каждый, кто по-русски, по-английски или на каких других языках провозглашает Брейвика новым светочем рода человеческого, способен хладнокровно убить 77 человек, из которых — 69 человек (на острове Утойя) в основном подростки. Убивать, добивая раненых. Искать и отстреливать тех, кто пытается спастись, притворившись мертвым. Загонять людей в море и топить их.
Брейвик и диванный национализм
Однако, несмотря на эти преступления, Брейвик оказался весьма привлекательной фигурой для русских националистов. На АПН выходит претенциозная статья — перевод речи под заголовком «Жестокость — не обязательно зло», давно устаревшее фото молодого, в жизни слегка расплывшегося Брейвика. Подчеркивания в тексте, так что можно подумать, или даже нельзя не подумать, что редакция соглашается с кое-какими Брейвиковскими мыслями. Редакция, соблюдая видимость беспристрастности, помещает в конце выступления Брейвика ответное выступление, принадлежащее «представителю тех сил, с которыми он, по его мнению боролся». Однако этот «ответ» написан явно под влиянием стилистики самого Брейвика, впрочем, как и редакционная вводка: «Но даже массовый убийца, чья вина несомненна, имеет право на публичное изложение своих мотивов». Положение более чем спорное, даже если принять во внимание дальнейшие попытки ритуально откреститься: «понять — не значит простить» и другую банальщину.
Подобные публикации на Западе возможны только на заштатных сайтах, а в России — свобода слова: целое агентство политических новостей не стесняется выступать в симпатизантах Брейвика. Стоит ли потом удивляться, если какие-то западные источники, высуня язык, будут перепечатывать выступления каких-нибудь, не дай Бог, будущих террористов новых Бесланов. А в том, что Бесланы еще будут, не приходится сомневаться, если терактами очарованы даже тех, кто на своей шкуре, разделяя боль своего народа, уже должен был бы понимать, что такое — террористический акт, когда он направлен на твоих знакомых и близких.
Со столь явной симпатией опубликованный «человеческий документ» еще один достаточно спорный повод, для того чтобы публика приняла измышления Брейвика близко к сердцу. Восторженные или на грани восторженных комментарии в интернете свидетельствуют о том, что Брейвик исполнил давнюю мечту диванных националистов. Будь их воля (прежде всего, оторваться от интернета), они бы лично покрошили Селигер или другое мирное сборище «Наших». Однако вынуждены главным образом пускать мечтательные слюни, глядя на золотистый галстук Брейвика в норвежском суде. Возможно, их останавливает соображение, что российский суд не даст зачитать местному Брейвику его 13 страниц. Мультикультурализм, против которого выступают эти не такие уже и молодые люди, в России окреп еще недостаточно.
Брейвик заранее знал, что его будут судить, и заранее подготовил инструкцию последователям, как надлежит вести себя в суде, и даже определил дресс-код. В его мечтах он должен был быть одет в синий костюм с эполетами, как военный, и наградными знаками (очевидно, знаками от условно существующего ордена Тамплиеров). Он собирался встречать суд всякий раз «тамплиерским приветствием» — вскинутой рукой, что сначала было римским, затем нацистским жестом, только вместо раскрытой ладони — кулак: несомненно, продуманное добавление. Но по просьбе адвоката после первого подобного приветствия в дальнейшем отказался от этой идеи.
Почему русское националистическое движение вдруг столь же поверило Брейвику, как те люди на Утойе, которые, увидев человека в форме, бросились к нему навстречу, надеясь, что он несет спасение, безопасность, информацию? Неужели националистическому движению тоже оказалось достаточно формы (и не забываем о золотом галстуке)?
Очевидно, в его речах было нечто такое, в чем Брейвик и российское-русское националистическое движение совпадают. Опасение ли это засилья мусульман, опасение за исчезновение норвежской, или, в нашем случае, русской «титульной нации», согласие с попыткой анализа мировых тенденций или еще что, — это нам неведомо, да и не особенно интересно.
Есть ли проблемы, которые описывает Брейвик в своей объяснительной речи, — засилье эмигрантов, которые не желают интегрироваться (причем большая часть из них совершенно не разделяют культурные ценности стран, в которые они приехали)? Безусловно, есть. Эти проблемы существуют. Но Брейвик своим насилием делает невозможным разговор о них. Всякий, кто мог бы пытаться говорить на эту тему, теперь стигматизирован как последователь и сторонник Брейвика.
Делает ли Брейвик правильные выводы из, предположительно, имеющего рациональное зерно описания ситуации, в которой сейчас пребывает Норвегия? Вот что он предлагает в качестве объяснения своих действий и цивилизационного рецепта Норвегии и всей Европе: «Я и другие исламские борцы используем совершенно одинаковую логику. Если мы сможем заставить Рабочих [1] изменить миграционную политику, остановить деконструкцию и колонизацию, если мы можем заставить их сменить направление благодаря тому, что были казнены [2] 70 человек, или как-то иначе можем помочь уничтожить мультикультуралистскую идеологию, это, безусловно, будет возмещено тем, что мы не потеряем нашу этническую группу, наше христианство и нашу культуру. Это поможет предотвратить будущую гражданскую войну в Норвегии, которая может привести к смерти нескольких тысяч сотен норвежцев» [3].
«Потребительское» отношение к ценностям
Таким образом, лекцию о необходимости сохранения культурных ценностей Европы читает человек, заведомо отказавшийся от культурных ценностей Европы. Не только в том смысле, что свобода и значимость его высказываний показалась ему важнее жизни десятков молодых людей, в чем он противоречит всей истории европейской мысли. Брейвик готов пользоваться европейскими ценностями постольку и в той мере, поскольку и в какой мере они ему выгодны и удобны. Позволяют они ему прочитать 13 страниц в свою защиту — он воспользуется этим позволением. Позволяют надеяться на суд, а не на моментальную расправу, а также на дальнейшее пребывание на тюремном норвежском острове, по репортажу CNN, гораздо больше похожему на дом отдыха, нежели на петенциарное учреждение, — он не откажется и от этого. Заявляя, что готов принять смертную казнь, он все же всерьез надеется на оправдание и на то, что правительство фактически примет к работе его проект, — изменение миграционной политики.
Утилитарное пользование своей свободой, узурпировавшей жизни других, показывает и неверие этого, казалось бы, «защитника», в европейские ценности. Он воспринимает их как ценности, нуждающиеся в его защите, следовательно, органически неспособные «прорасти» в ментальность представителей других религиозно-национальных формаций. Что, по сути, несправедливо. Европейские ценности достаточно изощрены и проверены временем, чтобы сделать решающую прививку мусульманам, прибывающим в Европу с Ближнего Востока и из других регионов. Каких бы ультраисламских взглядов ни придерживались они на родине, их дети все равно будут более европейцами, чем мусульманами, — проводящими время с айпадами и макбуками, поедающими гамбургеры и сэндвичи, посетителями клубов и распродаж в мегамоллах. Потребление такого рода, как приобщение к иной цивилизации сначала через внешние обряды и правила, незаметно, но неотразимо, меняет природу живого существа. В третьем поколении среди этих мусульман уже, в основном, не останется приверженцев радикального шариата.
Истинные форпосты европейских ценностей — те самые «мультикультурные» и постмарксистские корпорации, которые Брейвик так ненавидит, которые путем внедрения определенного уклада жизни внедряют и те основы, на которых зиждется этот уклад. «МакДональдс» сделал для сохранения европейских ценностей больше, чем миллион проповедников разной степени радикальности.
Цена золотого галстука
Но Брейвику не только нужно, чтобы жители Норвегии исповедовали ценности, которые он разделяет, не принимая, но чтобы эти будущие жители Норвегии принадлежали к той же расе, а может быть и тем же племенам, которые когда-то населяли эту часть Скандинавского полуострова. Желание, опять-таки, понятное сердцу любого националиста. Но можно ли его исполнить, изменив иммиграционную политику? Например, запретить въезд в страну мигрантов, ужесточить условия их пребывания, заставить их занимать еще менее оплачиваемые должности, чем те, которые они занимают сейчас? Кто будет выполнять все те работы, которые делают мигранты? Брейвик? Но для этого нужно расстаться с золотым галстуком и другими атрибутами закоренелого нарциссизма.
Запрет на миграцию еще не делает коренную нацию способной воспроизводиться. Современные европейские женщины рожают поздно, и рожают одного-двух детей. Причины этого — в самом укладе жизни общества. И это не то, что можно изменить, дополнительно улучшив социальные условия для матерей: повысив социальные выплаты, создав льготные условия декретных отпусков и последующего возвращения на работу. Положение можно изменить одним способом — загнав женщину обратно в то средневековое состояние, в котором она сама себя воспринимает исключительно в качестве машины по деторождению и поддержанию жизнеобеспечения семьи. Современный европейский человек отказался от удовольствия и тягот успешного размножения, поменяв его на удовольствие быть одиноким и при этом не только выживать, но и наслаждаться жизнью, пользоваться всеми благами цивилизации, включая «МакДональдс» и «Макбук», и размышлять на досуге о неправильных ценностях мультикультурализма и марксизма, — размышлять, может быть, в удовольствие мыслителя, а может быть, лелея преступление.
Брейвик упрекает европейские правительства в том, что они вынесли за пределы стран все производство. Действительно, производства устремись туда, где есть дешевая рабочая сила и где они несут отраву чужим экосистемам. Но можно ли в такой ситуации, став фактически заложниками стран третьего мира, ставить теперь условия своим правительствам по сокращению наплыва их жителей?
Ислам в Европе: без иллюзий и лишних опасений
Допустим, что на карте появилась белая Норвегия, белая Великобритания, белая Германия и вообще — сугубо белая Европа. Чем они будут окружены в таком случае? Тем же исламом и теми же жителями вчерашнего третьего, а ныне — без пяти минут первого мира. Только исламом, не получившим прививку европейских ценностей, видящим в европейцах исключительно чужаков и неверных, руководствующимся самыми радикальными редакциями шариата. У мира просто нет этой опции: отключить радикальный ислам. Эта ситуация приведет уже не к гражданским войнам (предпосылки для которых на самом деле гораздо менее значительны, чем кажется воспаленному уму Брейвика), но к полноценной, полномасштабной цивилизационной войне.
Европа делает попытку оевропеить ислам. Конечно, в этом процессе она и сама исламизируется. Но выбора нет. С исламом придется как-то работать, жить бок о бок, взаимодействовать. И, если европейские ценности и особенно христианство — не фикции, уже утратившие всякое значение, то Европе в сущности ничего не угрожает. Но если они не имеют никакого смысла, тогда действительно, мы переживаем последние часы того заката, который уже давно назначил Шпенглер. Фигура Брейвика выражает этот подсознательный страх, он руководим страхом, страхом и неверием, дошедшим до пределов отчаяния, — до мнимой необходимости убийства и жертвы, в том числе собственной жизнью.
Представители европейской цивилизации из последних сил отказываются изучать ислам. У нас накоплено столько культурных богатств, что мы их-то не можем освоить — мы хотим оставить за собой право просто не изучать ислам, такие мнения можно услышать. Но в действительности уже нельзя позволить себе этой роскоши. Ислам нужно изучать, нужно его знать, чтобы представлять, с чем имеешь дело, по первоисточникам, а не по пересказам. Это поможет избавиться как от иллюзий на его счет, так и от лишних опасений.
Ирония ситуации Брейвика в том, что всё, что он сделал реального, а не сотрясающего воздух, так это разом сократил норвежский демографический потенциал на 77 единиц. Возможно, эти единицы и будут теми самыми, которых Норвегии в конечном счете не хватит в грядущей и, хотелось бы верить, бескровной битве цивилизаций.
Текст: Василина Орлова
[1] Рабочая партия Норвегии, чьих молодых активистов и расстрелял Брейвик.
[2] В англ. тексте, executed — как если бы Брейвик фактически имел права на проведение подобной экзекуции.
[3] Цитируется по английской полной версии речи, опубликованной на сайте других сторонников Брейвика. Даже те, кто прямо называет себя его сторонником, все же подавали материал менее претенциозно, нежели АПН.
