До «Марша миллионов» раздавались голоса о гибели оппозиционного движения в России, но после «Марша» понятно, что до гибели еще далеко. Собственно, это и раньше было ясно, что никуда они не денутся — недовольные украденными выборами и Путинской властью, — но было ощущение, что начнут писать программы, создавать партии, продолжать то, начало чему уже было положено.
Но произошло то, что произошло, — и Болотная хотела протеста, потому что устала от болота, и Путин устал от Болотной и, вступая в права нового президента, уже, по-видимому, не чувствовал себя обязанным церемониться.
Была какая-то грустная ирония в том, что, начавшись как протест против фальсификации и накруток на выборах, в заявке на выступление оппозиции, которое называлось «Марш миллиона», была указана цифра всего в 5000 человек. Судя по количеству бронетехники и превентивным мероприятиям, направленным на сокращение числа митингующих, власть знала, что придет намного больше людей. Однако, судя по призывам оппозиции, по стремлению выжившего ее крыла, или крыла, которое еще видело смысл на момент происходящего в публичных выступлениях — крыла наиболее молодого и радикального, — оппозиция также понимала, что будет не 5000 людей.
Кто ударил первый, на этот вопрос уже, полагаю, не ответить. Однако «полицейский ударил демонстранта» и «полицейский ударил демонстранта, который его ударил» описывают различную политическую реальность.
ОМОН действовал достаточно жестко, но другого от него никто не ждал. Демонстранты знали о присутствии в своих рядах провокаторов или просто желающих помахать кулаками. Вместе с тем, значительная часть митингующих шла на марш с ощущением, что идет на очередную Болотную: мирную демонстрацию несогласия с происходящим. Видя, что организаторы выступлений были готовы к силовому сценарию и даже, по некоторым мнениям, провоцировали его, чтобы подпитать новой энергией народного гнева стихающую волну протеста, вызвало у многих чувство разочарования и даже гнева.
Многие вели с собой на митинг детей. То, что среди жертв указывается один выпавший из окна фотограф, жертва собственной неосторожности, и один забитый дубинками до смерти ОМОНом молодой человек, которого, по рассказам очевидцев, вытащили из свары уже без пульса — это сравнительно благоприятный исход событий при подобных данных. По другим данным, молодого человека откачали сразу же.
Характерно для зимних и вот теперь весенних протестов следующее: массовые выступления и марши — это без пяти минут жанр современного искусства, а не какая-то другая активность. Не зря же самое знаковое заключение и судебный процесс за всю историю протеста — процесс над фигурантками «Пусси Райот», выступившими на тонких гранях религиозной провокации, современного искусства, христианского юродства и банального хулиганства.
И самая главная часть протестов, как у произведений современного искусства — не сам факт креации, и даже не процесс, а последующее инкорпорирование, инкрустация в контекст. Насколько искусно будет проведено это помещение, насколько профессионально и массово будет фотографирование, размещение, обсуждение, насколько активным будет потребление, настолько произведение становится успешным.
От аранжировки пост-фактум контекста зависит, состоится или не состоится само действие. «Мы делаем новости». Новость не то, что было, а то, что рассказано. И опять важна, казалось бы, частность, а именно — будет ли достаточно сильным акт называния в качестве реального события. Если будет, то за таким называнием поспеет и реальность. Не будет — поспеет другая реальность какая-то. В этом процессе кремлевские СМИ и СМИ оппозиционные в интернете составляют друг другу значительную конкуренцию.
Оппозиция была на сей раз в непривычном составе. Лица были те же, но политический спектр значительно подсокращенный. Ни Рыжкова, ни Пархоменко, ни Собчак, ни Рынски, ни Акунина, ни многих других не засветилось на этой Болотной. Часть оставшихся видит это своей победой. До «Марша» раздавались голоса, что нужно, напротив, привлекать другие страты населения, не только пишущий-говорящий-креативный класс, для расширения и укрепления протеста.
Часть лидеров протестного движения состоялись некогда в качестве чиновников, и теперь отыгрывали роли как родные нынешней власти, как знакомые родинки на собственной руке. Они и должны были быть во власти, и были во власти, но почему-то их выкинуло из кормящего колеса, и протест поэтому был в сущности женский. Те же люди, та же «партия власти», почему-то оказавшаяся не у власти и ждущая реванша. Победа «Единой России» в том, что в России нет ничего, что бы ею не являлось. Даже записная оппозиция — как фракция «Единой России», на гастролях. Она фактически подменила собой справедливый протест против украденных выборах, разменяла его на политические дивиденды.
Всех, кто как-то когда-то был связан с этой системой, всех, кто при ней состоялся и кто сам плоть от плоти власти, «Болотная» и должна была бы, казалось, отвергнуть как совершенно чужое и чуждое — с самого начала. Начиная от политиков и заканчивая молодым симпатичным символом Путинской власти — Ксенией Анатольевной Собчак. Собчак — это воплощенный Путин своего возраста и своего медийного веса. Путин и Собчак — две головы двуглавого орла, Путин представляет собой власть, Собчак — культуру. Вот такая у нас нынче власть и вот такая у нас нынче культура. И попробуй ведь скажи, что — никакая. Нет, почему же. И Путин ведь достойный глава созданного им общества, и Собчак — его яркий представитель. Только вот восстание одной головы орла на другую голову ничего, кроме ощущения легкой шизофрении для зрителей, не привносит.
То, что «Болотная» не отвергла этих лидеров с негодованием и смехом, невзирая на свое, впрочем, явно ироническое и даже негативное к ним отношение, то, что стихийный процесс не выдвинул никаких других лидеров, показывает, насколько он все еще некрепок и маргинален. У него нет опоры ни на какую значительную прослойку населения: ни на рабочих, ни на крестьян, ни на крупных управленцев или владельцев фордов-фокусов и ипотек, — только и протестующих, что узкий слой офисных работников, интеллигенция, преподаватели и студенты. Так революция невозможна — только переворот с последующей кровавым переделом собственности и власти, припоминанием старых обид и сведением счетов, и всяческими неприятностями на головы тех же многострадальных владельцев форд-фокусов, крестьян и рабочих. Ничего удивительного, что основная масса населения просто не понимает, чем недовольны эти, которые с белыми ленточками. А если и понимает и разделяет, то все-таки доверить им водительство опасается.
В бесплодности этого протеста есть тоже что-то, да простится мне слово, поколенческое. Даже в политической борьбе люди с выбитой из-под ног почвой выглядят как потерявшие родину — разрозненные, неуверенные, неспособные к принятию решений, не имеющие потенциала договариваться. И ничего удивительного: не каждое поколение теряет страну, в которой было родилось. А нулевые все никак не начнутся. И Путин своим третьим сроком объявляет всем нам — не десятые годы на дворе, а девяностые: реставрация.
Однако, ясно одно. «Марш миллионов», который, по некоторым ожиданиям, должен был стать концом оппозиции, стал началом чего-то нового. Не будет сна на ближайшие шесть лет, прерывающегося время от времени на чтение ужасающих новостей. Если власти сейчас так вдруг покажется (впрочем, навряд ли и покажется), то не исключено, что в конце концов все-таки хорошенько рванет.
Однако лидерам оппозиции, чтобы удержаться в качестве хотя бы прежних, раздутых на волне народного гнева, медийных фигур, придется проделывать большую работу. Никто из них, в сущности, не имеет серьезного авторитета, никто не способен собрать под своими знаменами кого-то еще, кроме непосредственных сторонников. Писать программы, создавать партии, информировать — долгие муторные труды и дни. Если есть у кого-то к такой работе способность, значит, есть шансы, а если нет, то останется только ждать, пока интернет не проведут в медвежьи углы. Ждать можно долго. На век Путина как-нибудь хватит.
Представляю, как его, семидесятилетнего, просит какой-нибудь уважаемый человек... например, Навальный. На юбилейном съезде «Другой Единой России»: «Пожалуйте, Владимир Владимирович, на царство!» И боляре: «Пожалуйте, батюшка!» А тот такой, оглаживая бороду рукой-протезом (во время бадминтона на камбайне оторвало), что твой Дарт-Вейдер: «Ну что ж, так и быть. Но в последний раз, сучьи дети. Миша давно очереди ждет!»
А как у них?
Как у них — это любимый вопрос наших. Что у оппозиции, что у пропозиции — у всех. Одни говорят, мол, посмотрите как у них — демонстранты крушат что ни попадя о головы полицейских и распыляют слезоточивый газ, а те их пальцем не смеют тронуть. Ну а если тронут, то просто пожурят полчасика для острастки и отпустят. Другие говорят — смотрите, как у них. Они к гражданам-то своим хорошо относятся, — а отрываются на странах третьего мира.
Эх, если бы президентские выборы в России состоялись! Ну, например, — можно же и пофантазировать — Лимонова все-таки зарегистрировали в качестве кандидата, и он набрал 35% голосов. И Путин 35%. А между остальными кандидатами, в том числе еще пятью, кто, как и Лимонов, остался незарегистрированным, раскидало, по процентам, не превышающим десять, остальные голоса. И состоялся, например, второй тур...
Если бы, да кабы, власть сменилась в России мирным, законным путем. У Болотной были бы все основания праздновать победу. Ничего более радикального, чем естественной смены власти, Болотная не требовала. В этом было ее основное отличие от революций, волной прокатившихся в Арабском мире. Там ситуация намного более накалена.
Для Мубарака и Каддафи, как и для их сторонников и противников, вопрос о победе или поражении был вопросом о жизни и смерти. Не в последнюю очередь потому, что линия разлома и в Египте, и в Ливии, и нынче в Сирии, проходит не столько по разлому демократия — тоталитаризм, сколько по разлому светское общество (насколько светским оно может быть сочтено в тамошних условиях) — радикальный ислам. И Мубарак с Каддафи, как ни странно, представляли именно светское общество.
Да, это были деспотии и тирании, но на обломках самовластья в странах с низким уровнем жизни, сложными бытовыми условиями проживания большинства населения, с отсутствием крупных производств, отсутствием спасительных колоний, с полуразрушенной инфраструктурой, и с последствиями кровавой гражданской войны — почему-то не воцаряется демократия западного образца. Прекрасно было б: с айфона стереть всю информацию по сигналу из центра, — и вот он опять в красоте начальных настроек. Только вот западная демократия — это не «дефолтная» настройка общества.
Поэтому слова Обамы, что угнетаемый ливийский народ обрел свободу после убийства Каддафи, — вызвали весьма скептическое отношение даже у американцев, которые прекрасно понимают, что — далеко еще не обрел. И предстоит либо обвал в шариат, либо обвал в шариат и долгая дорога в непонятное. Вот уже в Ливии карается тюрьмой, в том числе пожизненно, не только восхваление Каддафи, но и обсуждение слухов, способных повредить боевому духу ливийцев. А по CNN из всех новостей в Египте показывают только ту часть, согласно которой внесен законопроект про установление определенной квоты для женщин в парламенте, но не ту, согласно которой салафиты рассматривают возможность ограничить женщин в возможностях получения образования.
Но не только Арабский мир и Россию лихорадило в этом году. Всем памятно не только в Нью-Йорке на Уолл-стрите, но и по всей Америке прокатившееся движение — «Оккупируй Остин», «Оккупируй Оукланд», «Оккупируй Миннеаполис» и так далее. Протестовали против социального и экономического неравенства, засилья госкорпораций, глобальной финансовой системы контроля, распространившейся по всему миру, против несправедливости и за справедливость.
Была выбрана тактика осады государственных учреждений, на которую сами учреждения как-то особого внимания не обращали, разве политики захотят накинуть пару очков перед выборами за счет пассионарных хипстеров. Журналистам-то, конечно, сначала нравилось — чего ж. Но потом и им как-то поднадоело. Со спадом общественного интереса спало и само движение. Однако память о нем осталась, такие вещи не забываются, — в Оакланде полиция применяла слезоточивый газ, были аресты, и ветеран войны в Ираке получил трещину в черепе.
Обошлось без жертв, поскольку полиция не привыкла распускать руки, а нашу полицию в этом годами утверждают как в совершенно правомерном методе. Хотя в Великобритании (если кто-то помнит, хотя, конечно, это было уже слишком давно, — август прошлого года) райоты начались с того, что полицейский убил человека, который подозревался в торговле наркотиками. В райотах было пять смертей. Прошли суды.
Ни мира, ни войны. Образ врага
По всему миру раздавались слова надежды, что выступления, начавшиеся на Уолл-стрите, принесут конец капиталистической системе Запада. Действительно, трудно себе представить более марксистских лозунгов, чем лозунг за всеобщее братство. Если бы еще к нему не примешивались стенания по поводу сверхприбылей банков, сделавших деньги на огромном (порядком сдувшемся) пузыре рынка недвижимости. Обама реагировал с широтой души, свойственной великому политику. Он поддержал Уолл-стрит. Чем в сущности его обесценил.
Путин был сначала серьезно уязвлен выступлениями в Москве, не испытывал к ним никакого сочувствия, однако нашел в себе силы шутить, пусть и в свойственной ему плоской манере. Но, в сущности, этим он сделал то же самое, что сделал Обама, — спустил все на тормозах, не стал чинить препятствий, и это казалось единственной выигрышной тактикой. До тех пор, пока наконец выборы не состоялись и уже что-то изменить в реальной политической расстановке сил возможным не представляется.
Нынешний год показывает, что мирными заседаниями на власть, изо всех сил аранжирующую собственную легитимность, давить невозможно. Вывод о необходимости вооруженных выступлений, «необходимых жертв» и кровопролития, который очень естественно было бы сделать из этого утверждения, будет безнравственным и опасным. Вооруженные выступления обесценят нечто более важное: те принципы, на которых стоят протестующие. Да, в мире, где власть привыкла себя охранять бронетранспортерами и телевидением от собственного населения, потому что не имеет никакого реального нравственного авторитета, мирный протест не приносит никакого результата.
Но этот «никакой результат» и есть то, что, накапливаясь, способно менять картину мира. Потому что враг — не Путин. Враг — не «Единая Россия». А — метафизический каток торжествующей «партии власти», не являющейся партией. Эта «партия власти» в каждом окошечке почтамта, и нет человека, который бы не являлся ею в те или иные прискорбные моменты. Нет транснациональных корпораций — или мы и есть эти транснациональные корпорации. Только при нашем молчаливом согласии искренне ненавидеть друг друга возможно их процветание.
Жажда всеобщего проекта
Не так давно по России и Зарубежью прошел очередной «тотальный диктант». Затея проводится не первый год: под диктовку люди в разных концах мира пишут один и тот же текст. Текст пишется современным писателем. В 2012 году текст писал Захар Прилепин. Диктант написало почти 15 тысяч человек. Не так и много в масштабе страны, но, если учитывать, что для этого нужно было проявить оформленное желание написать такой диктант, не так и мало. Во всяком случае, в десятках городов России есть по нескольку человек, написавших этот текст.
Что же в нем? В нем — крик души: «Сейчас много говорят о пробуждении гражданского самосознания. Кажется, что общество, независимо от чужой воли и приказа сверху, выздоравливает. И в этом процессе, как нас убеждают, главное — «начать с себя». Я лично начал: вкрутил лампочку в подъезде, заплатил налоги, улучшил демографическую ситуацию, обеспечил работой нескольких человек. И что? И где результат? <...> Куда лучше для начала изменить мир вокруг себя, потому что хочется, наконец, большой страны, больших забот о ней, больших результатов, большой земли и неба. Дайте карту с реальным масштабом, чтобы как минимум полглобуса было видно!».
Я, конечно, по многим пунктам не согласна с Захаром: вкрутил лампочку — где же результат, дайте глобус. И «дайте» адресовано непонятно кому — никто извне спасительный не даст, еще и попрекнут потребительским отношением. И желание изменить мир вокруг себя — дух старый, позитивистский... Казалось бы, «современный человек», к сожалению, мудрый, аки змий, прозаический, трезвомыслящий, уже просто неспособен очаровываться этим духом. И рожать собственных любимых детей в видах улучшить демографическую ситуацию — ну, это с юмором надо воспринимать, понятно...
И тем не менее. Хоть это еще не программа действий. Однако, нечто не менее значимое — отсылка к большому проекту, к делу для каждого, тоска по тому мессианству, которое было свойственно русскому народу на протяжении веков. Может быть, здесь и причины, почему у протестного движения в России так и не сложилось лидера? Все лидеры у нас формальные, в том числе и Путин, который всего лишь олицетворяет собой нечто, как кукла. Щуп бесформенного глубоководного существа с насаженной на него фальшивой головой, в отдельности такой же, по своей природе, незначимый, как и Медведев. Никто — ни во власти, ни в оппозиции — не несет в себе всеобщего проекта. А разлом проходит не по партийной линии, а по цивилизационной.
Хотелось бы верить, что задержанные на «Марше миллионов» не пострадают. «Пожурят и отпустят». «Пусси райот», однако, пока не отпустили. Несмотря даже на заключение экспертизы, не усмотревшей в их действиях никакого экстремизма. Самое громкое освобождение было — помилование Медведевым Мохнаткина. Оно было громким, но символическим не стало, потому что за ним ничего не последовало. Нашли наиболее неполитического из политических заключенных и демонстративно его помиловали в конце срока. Так власть сама себе воспитывает оппозицию.
Текст: Василина Орлова
В оформлении использована работа художника Константина Худякова
