Предчувствие массакра

02.08.2012
2 850
AA
Предчувствие массакра | «Россия для всех»

25 июля в Красносельском районе Санкт-Петербурга 35-летний предприниматель, гулявший с сыном, сделал замечание мужчине, который выгуливал стаффордширского терьера без намордника. В ответ собаковод разразился нецензурной бранью, достал пистолет ТТ и выстрелил, но случилась осечка. Завязалась драка. В результате хозяин собаки погиб. Безоружный мужчина оказался тренером по каратэ Русланом Мерзляковым.

Каждый раз, когда кто-то в кого-то пальнет, сторонники легализации оружия запевают песню о том, что оружие это атрибут свободного человека, и рабам его носить не разрешали. И по этой причине наше государство якобы умышленно не легализует оружие (наркотики и проституцию, видимо, по тем же причинам) — опасаясь «просыпающегося» гражданского самосознания. Мария Бутина, федеральный координатор движения «Право на оружие», примерно это и сказала «Росбалту», комментируя событие. Между ангажированностью и отсутствием логики такой незначительный зазор, что его почти не видно.


От самураев до разночинцев


Разумеется, она лукавила, или же искренне заблуждалась (как кому нравится). Оружие — это не признак свободного человека, это признак профессии. Оно было запрещено к обороту не только рабам, но и свободным простолюдинам. Обращение с оружием — это привилегия воина. В прошлом воины составляли отдельное сословие, сегодня, когда сословий нет, быть воином это профессия.

Оружейным традициям и ружейной этике в воинском сословии учили с 5-6 лет и всю жизнь. И эта этика была очень жесткой: немецкому рыцарю, коснувшемуся рукоятки меча в присутствии синьора, отрубали руку, самураю, слегка цокнувшему цубой катаны о ножны, отрубали голову. С самого глубокого детства ребенка учили понимать оружие, виртуозно им владеть и использовать в четко прописанных кодексом чести ситуациях.

Наш русский народ, как и многие близкие народы (скажем, угро-финские) — потомки простолюдинов. Этику владения оружием (именно владения, а не использования или хранения!) он осваивает в лучшем случае курсами по 3 часа, в худшем — на примере боевиков и компьютерных игр, в которых палить на любой признак движения является штатной игровой ситуацией. Про кодекс чести вообще молчу: каждый второй мечтает перерезать соседу горло, и находит для этого «логичные» аргументы.

До революции индивидуальное оружие было обычным делом у разночинцев, многие из которых были потомками разорившихся дворян и служивой аристократии. Они, в конечном счете, составили милицию — гражданские силы самообороны — и приняли на себя полицейские функции вместе с офицерским образом жизни.


Кризис институтов владения оружием

В российской истории были несколько институтов, которые прививали культуру владения оружием: офицерство (дворянство), казачество и племенные объединения. Аристократию уничтожили большевики. Казачество напоминает сегодня нечто среднее между театром и обычным НКО. И хотя среди казаков много порядочных людей, там хватает социопатов, без зазрения совести призывающих к самосуду. Это не та среда, где оружейные традиции могли бы сохраниться и правильно передаваться. Остаётся только офицерство и племена. Рассмотрим эти два института подробнее.

Офицерские династии почти не попадают по этой причине в криминальную хронику, но они представляют собой, скорее, анахронизм. Действующие офицеры умеют обращаться с оружием и зря его не используют, хотя среди них попадаются такие как Евсюков.

Племенная этика в обращении с оружием сохраняется среди народов Севера, где охотничий промысел является частью традиционной культуры и на Кавказе. К оружию приучают с детства, внутри племени действует сильный этический императив, который, правда, может давать осечку при столкновении с «чужими». Поэтому внутри племени — в естественной среде — его члены знают цену действиям, связанным с оружием. Однако для остальных, особенно если сила морального давления ослабла, они могут представлять угрозу.

Справедливости ради, стоит заметить, что схожей логикой руководствуются и маргинальные общественные группировки — бандиты, которые тоже избегают применять оружие друг против друга: ворон ворону глаз не выклюет. Эта этика аналогичная племенной, только вместо родовой идентичности — «профессиональная».

Бутина, кривя душой, говорит, что легализация оружия изменила бы ситуацию в лучшую сторону. «Тогда все могло быть по-другому», — убеждена Мария Бутина, намекая на то, что перестрелка во дворе способствовала бы росту дворовой безопасности.

Довод интересный. Он заключается в том, что если бы преступник знал, что у его оппонента есть такой же пистолет, палить бы он не стал. Но преступник же не знал, кто перед ним, что его оппонент — мастер каратэ! Точно также он наплевал бы на возможность владения Мерзляковым оружием. В этом ущербность логики Марии Бутиной, которая просто не может связать причину и следствие.

По мне так давать оружие катастрофически нельзя. Не из-за особенностей российского менталитета, а исключительно из-за отсутствия в нашем обществе надёжного института, ответственного за культуру владения оружия.


Хотят ли граждане резни?

И здесь мы, к прискорбию, не одиноки. В XX веке большинство из этих институтов исчезли и в остальных странах. Самое яркое подтверждение этому — массакр, особый вид преступлений, процветающий там, где оружие легализовано. Переводя на русский, «резня»: человек выходит в места скопления народа и начинает палить.

Это и тулузский стрелок, и вашингтонский снайпер, и Брейвик, и вооруженный дробовиком мужчина, открывший беспорядочную стрельбу по прохожим и окнам ближайших домов в Братиславе, и август 2010 года, когда в городе Остин на территории университета 19-летний студент-математик Колтон Тулей открыл стрельбу из автомата Калашникова, и еще тот случай, когда через 7 дней мужчина, устроил беспорядочную стрельбу на улице американского городка Гейнзвилл в штате Флорида, и психопат, расстрелявший полкинотеатра на премьере «Темного рыцаря»... В иные годы подобные события происходят каждый месяц, а то и неделю. В России был один Евсюков, и его хватило. Притом, он убил двоих, а в среднем число жертв массакра доходит до тридцати.

Легализаторы говорят, что преступники действуют в «зонах, свободных от оружия», и будь еще у кого-нибудь пистолет, он не преминул бы его использовать, чтобы остановить преступника. Но те, кто начинают резню, отыскивают места, «свободные от оружия», специально! Колтон Тулей начал стрелять в Техасском университете. После того дня университет перестал быть свободным от оружия. Преступники иногда устраивают массакр в школах. Она должна перестать быть «зоной, свободной от оружия»? Преступник придет в ясли. Начнём вооружить детей с трёхлетнего возраста? А вывод прост: пока страна свободна от оружия, такой вид преступления как массакр, отсутствует в принципе.

Я не хочу, чтобы в России население, не имеющее актуальных традиций и навыков обращения с оружием, получило возможность его покупать. Сегодня у нас нет ни одного института, который бы прививал оружейное дело.

«Откуда возьмутся эти традиции, если не дать людям оружия! — справедливо замечают легализаторы, — Чтобы научиться плавать, надо войти в воду! Нельзя пускать людей к реке до того, как они научатся плавать!». Стоп. Власть уже дала гражданам возможность порезвиться в «лягушатнике» — травматическое оружие. Но, судя по статистике, обладатели травматов что-то не спешат учиться «плавать».

«Оружие самообороны» превратилось в бессмысленный термин. Каждые 9 из 10 выстрелов из травматического оружия имеет признаки нападения. Ситуации такой стрельбы одновременно разнообразны и типичны: не поделили очередь, не правильно припарковал машину, оскорбил кого-то на улице. 90% судебных дел по стрельбе заканчиваются наказанием стрелка. Но и это не останавливает тех, кто не может держать язык за зубами, а пистолет в кабуре.

Не причастный к культуре владения оружием (условно говоря, «простолюдин») не должен им владеть. Но не потому что он не может быть полноценным гражданином, а потому что очень быстро становится вигилантом, а затем и злодеем. Достаточно взглянуть на криминальную хронику.

Текст: Виталий Трофимов-Трофимов