Президент РФ Владимир Путин внес в Думу законопроект, разрешающий госслужащим, занимающим руководящие посты, работать до 70 лет. Таким образом, верхний возрастной порог для лиц, претендующих на должность «руководитель», повышен на 10 лет. В пояснительной записке инициатива мотивируется сохранением на гражданской службе высококвалифицированного руководящего кадрового состава.
Сама инициатива является следующим шагом по возвращению в высших эшелонах власти практики политической геронтофилии. Она соответствует ранее принятым мерам в отношении судей, прокурорских работников и сотрудников Следственного комитета РФ, предельный возраст пребывания которых в занимаемых должностях составляет 70 лет.
На фоне шумных акций по засуживанию Pussy Riot и признанию пропаганды гомосексуализма преступным деянием, эта инициатива прошла практически незаметно, но нам следует разобраться в кадровой политике политического руководства, чтобы понять, почему людей из министерских кабинетов в скором времени будут выносить вперед ногами, как это уже происходило в недавнем историческом прошлом нашей державы.
Династии администраторов
За последние двадцать лет российское руководство как минимум трижды подступалось к решению кадрового вопроса, и все его инициативы разбивались о суровую политическую реальность.
Традиционным для России является династический принцип замещения вакансий на государственной службе. Хотя сейчас династичность как таковая рассматривается теоретиками элитологии как архаизм, в том или ином виде она присутствует в политическом пространстве стран, переживающих ускоренную модернизацию, демократизацию или все еще находящихся в доиндустриальной стадии. Западная политология придумала отдельное ругательство для такого явления — «непотизм», российская политология по традиции называет его «кумовством».
Хотя эта практика совершенно антидемократична, в ней есть доля здравого смысла. Дети, выросшие в министерской семье, знают как работает министерство, банки, корпорации, партии, так как главы всех этих организаций вхожи в родительский дом. На фоне всеобщего отвратительного образования такой опыт оказывается решающим для занятия руководящих должностей.
Юлия Шойгу трудится в ведомстве отца и возглавляет Центр экстренной психологической помощи МЧС, а также ее называют как одного из наиболее вероятных кандидатов в министры. Алексей Рогозин, сын пламенного борца с кумовством и «военного» вице-премьера, стал директором Алексинского химического комбината, который производит оружейный порох. Сын главы администрации президента Сергея Иванова — Александр — стал заместителем председателя Внешэкономбанка. На этом посту он «подвинул» Петра Фрадкова, сына бывшего премьер-министра России Михаила Фрадкова. И таких примеров множество, удивляться не приходится.
Чтобы дети научились хоть какой-нибудь правовой грамоте и вели свои дела «по понятиям», в 1996 году для них был учрежден РАГС при Президенте — Академия государственной службы. Однако кузницей государственных служащих вуз так и не стал. Решающим фактором при приеме на госслужбу остаются родственные связи, а не образование.
Свой вуз создала и контрэлита. Высшая школа экономики не может похвастаться ни одним талантливым экономистом-выпускником, зато превратился в оплот белоленточного протеста, претендующего на то, чтобы хоть сейчас сесть в чиновничьи кресла.
Народ называет связки родитель-ребенок «коррупционными кланами», PR-структуры называют «профессиональными династиями». Имея определенный «родовой ресурс», высшее чиновничество не только обеспечивало наполнение семейного бюджета, но и прочность собственного положения на склонах социальной пирамиды. Эта связь действует в обе стороны. В случае, если Сергей Шойгу, Дмитрий Рогозин или тот же Михаил Фрадков уйдут на пенсию, их дети также слетят со своих кресел. Заменить их придется теми, чей карьерный и профессиональный рост они тормозили, и это скажется на качестве управления.
«Безродные» выпускники кафедр государственного и муниципального управления, какими бы они ни были честными и неподкупными, попадая в уже сложившуюся систему официально неофициальных отношений в госаппарате, принимают правила игры или, что значительно реже, покидают службу. Система откатов и выплат препятствует им не только подняться выше определенного уровня, но и работать в относительно честных условиях.
Бизнес-призыв
В этой сложной обстановке, осознавая грядущее исчерпание человеческого потенциала, путинская администрация к середине нулевых годов начинает делать ставку на выходцев из бизнеса, не связанных с уже имеющимися «коррупционными династиями». Теоретически, имея управленческий опыт и команду, такие люди способны нанести удар извне по сложившимся в госуправлении семейным союзам, установить новые правила игры, повысить качество управления. На практике все оказалось наоборот. Люди с корпоративным мышлением не только встроились в уже имеющуюся политическую конъюнктуру, но и добавили туда еще больше коррупции, рост которой приходится на
Владелец корпорации, не отягченный политической теорией и практикой, обладает сознанием собственника, и рассматривает управляемую им структуру как форму собственности, ту же корпорацию, только со значительно большими полномочиями. Ожидания насчет революции сити-менеджеров не оправдались, но зато состоялась революция сити-директоров. Рассматривая регион как собственную корпорацию, Зеленин, Ткачев и прочие губернаторы от бизнеса начали ставить во главу угла своей политики максимизацию прибыли. Это привело к увеличению дотаций из федерального центра, сокращению расходов на инфраструктуру и дрейфу региональной политики в сторону вотчинного типа.
Чтобы избавиться от того же Дмитрия Зеленина пришлось использовать какой-то смехотворный повод с червяком. Что делать с губернаторами Краснодара (показавшего, что власть может быть эффективной только в случае массовых смертей жителей региона), Челябинска и других областей, где укоренились губернаторы-бизнесмены — вопрос открытый.
Перебои социального лифта
Третий подход к проблеме ротации кадров для государственного управления обозначился ближе к середине нулевых годов, когда Грузия и Украина запестрили с телеэкранов розовыми и оранжевыми флагами. Западные политтехнологи правильно подсказали направление движения: в политических вопросах надо ставить на молодежь. Тёплое кресло для сына имеет значение только тогда, когда стоит в кабинете, а не летит из окна под ноги разъяренной толпы.
В
Во-первых, работать госслужащим означает исполнять предписания и следовать букве закона. Это в бизнес-структурах при общем низком исполнении национального законодательства можно что-то нарушить. Для госслужащего нарушить закон — подставить губернатора, министра, президента... Действия служащего-правонарушителя воспринимаются обществом как репутационные издержки его начальства. Между тем, молодежные движения никогда не ориентировались на четкое соблюдение законодательства, да и — что греха таить? — на ведение белой бухгалтерии. Разумеется, соответствующих навыков их активисты лишены.
Во-вторых, при большом количестве желающих выбор претендента все равно сводился к формальным признакам: сколько часов размахивал на митингах флагом, какой размер груди, состоит ли в дружеских отношениях с руководством движения. Для всех остальных карьерные лифты застревали где-то между этажами, а то и вовсе отвозили в социальный «подвал».
Когда человек наконец попадал на чиновничье место, перед ним опять маячил вопрос: как в одиночку удержаться в региональной (или федеральной) элите? Да и руководить штабом общественной организации — не то же самое, что быть главой комитета областной администрации. Так комиссара «Наших» Алексея Филонова довольно быстро «сбросили» с поста министра по молодежной политике Краснодарского края, поместив на ничего не значащее формальное место «советника».
Догоняющая геронтократия
В ситуации, когда формальные (вузы), средовые (бизнес) и генеративные (молодежь) кадровые варианты не работают, президенту ничего не осталось как просто законсервировать ситуацию, отсрочив на время выход на пенсию тем, кто представляет сегодняшнее руководство страны. То есть действовать по принципу «après nous le déluge».
Ни во время альфа-теста, ни во второе свое президентство, бета-тестирование, ни сейчас, во время своего третьего, «лицензионного», президентства, Путин не смог ни сломать систему внутренних неофициальных договоренностей среди госслужащих, ни обеспечить ротацию поверх систем кумовства и коррупции так, чтобы не навредить качеству управления. Поэтому ему приходится иметь дело с теми, с кем он сейчас, не давая формальным ограничениям вмешиваться в эту практику.
Однако у геронтократии есть одно неприятное свойство. После того как люди начнут покидать свои посты по естественным причинам, всегда оказывается, что их замена не намного моложе, в современных технологиях не разбирается, и жить будет не намного дольше. Молодые же, способные вести страну в инновационное будущее, либо не имеют никакого мотива работать в старческих структурах, либо не получили возможности на практике выучиться государственному управлению. «Потоп» при следующих президентах становится неотвратимым.
Текст: Леонид Фомин
