Вчера председатель Совета при президенте по делам казачества, полпред главы государства в ЦФО Александр Беглов сообщил журналистам, что в России будет создана казачья партия. Он заявил, что «24 ноября должен пройти учредительский съезд казачьей партии... И, я думаю, что все будет нормально, и в первом квартале следующего года мы уже получим зарегистрированную казачью партию». Всё это очень интересно, особенно на фоне кубанской инициативы по распределению функций охраны общественного порядка между полицией и казаками. Для того, чтобы выработать своё отношение к этой ситуации нужно чётко сознавать, что представляет из себя современное казачество. — Ред. РДВ.
Неспособность и нежелание властей сформулировать и последовательно воплощать национальную политику на том уровне, на каком она требуется для Российской Федерации, приводит к нескольким закономерным последствиям. Во-первых, на передний край политического процесса прорываются отдельные этносы или их подобия, воображаемые общности, в своей риторике именующие себя нациями (или лучшей частью какой-то нации). Во-вторых, идеологическую власть в сообществах рано или поздно захватывают «темные боги». В-третьих, из-за очевидного несоответствия реальности и этнического проекта эти сообщества предельно радикализуются, становясь угрозой как светскости, так и модернизации.
Про радикальный ислам и «непокорных абреков» написано очень многое, но из электоральных и политкорректных соображений обычно замалчивается тот факт, что заметная часть русского общества проходит тот же путь трансформации, изменяется по той же модели, сталкивается с теми же процессами глубокой архаизации и, в конечном счете, выполняет абсолютно идентичные задачи, что и исламисты. Речь идет о «казачьем возрождении» и его роли в современной России.
Если абстрагироваться от системы оценок «мы и они» (классической для ситуации конфликта) то становится видно, что современные казаки имеют абсолютно те же «родовые болезни», что и деклассированная кавказская молодежь, которая не смогла интегрироваться в российский социальный проект. Прежде всего, это религиозный фундаментализм (причем, как правило, идущий вразрез с каноническим учением), исключительная идентичность, чувство коллективного превосходства, элитное самоощущение, жесткая групповая иерархия, снисходительное отношение к насильственным методам для «своих» и крайне нетерпимое для «чужих», стремление навязывать свой образ жизни. Право, чем же отличается «Россия — православное государство» в казачьем прочтении от популярных лозунгов кавказской молодежи «кто не с нами, тот под нами»? Даже «корпоративные цвета» и у тех и у других одни и те же — черный, темно-синий...
Следует также говорить именно о казачьем возрождении, причем таком возрождении, каким его видят сами «возрождатели». Русское абречество — казаки — в своем генезисе были антирусским и антицерковным деклассированным явлением. Есть сведения, что и на гетманских булавах одним из врагов запорожского казачества названа Церковь, как крупнейший собственник и владелец крепостных. Позже, к XIX веку оно благодаря активному административному вмешательству и имперским политтехнологиям превратилось в привилегированное служилое сословие, имперскую армию.
Казачьи проекты современной России как бы «разбросаны» на протяжении всего исторического периода, когда казачество играло важную роль в мировой политике. В качестве «исторических примеров» проекты «казачьего возрождения» берут то некое подобие Запорожской Сечи XVII века, то — казачьи общины («городки») на Дону XVI века, то — полковые «округа» периода Большой Кавказской войны XIX века, то — станичный быт начала XX века. Все эти проекты пытаются одновременно выстроить что-то свое, в соответствии с собственными вкусами и историческими пристрастиями и превратить «казачью тему» в форму заработка. Мы кратко рассмотрим и казачью трансмутацию на протяжении исторического периода и современные стратегии «возрожденного» казачества.
Казаки как отдельный народ
Лев Гумилев полагал, что казаки — результат слияния касогов и бродников после монголо-татарского нашествия. Касоги, древний черкесский народ нижней Кубани бежал на север, и смешались с подонскими бродниками, народом тюркско-славянского происхождения, сформировавшимся в низовьях Дона в
Этногенез казаков восходит к концу XIV века, когда образовались две крупные казачьи общности проживавшие в низовьях Дона и Днепра. К ним присоединилось заметное количество восточнославянских переселенцев из соседних к северу Московского и Литовского княжеств. Таким образом, к началу XVI века обе группы выросли в крупные милитаризованные объединения, живущие по принципу военной демократии, которые сейчас бы назвали незаконными бандформированиями.
Русский историк Василий Татищев пишет: «Первые козаки, сброд из черкес горских, в княжении Курском в XIV столетии явились; где они слободу Черкасы построили и под защитой татарских губернаторов воровством и разбоями промышляли; потом перешли на Днепр и город Черкасы на Днепре построили».
«Казак» — это не эндоэтноним, сами себя казаки так не называли. Слово имеет тюркское происхождение и в переводе с древнетюркского переводится как «свободные», «вольные», «деклассированные люди», «храбрые», «удалые», «лихие», «разбойники», «бандиты». То есть, как и абреки, они сочетали в себе образец мужественного поведения и примера для подростков с криминальным образом жизни и игнорированием принятых на тот момент в империи социально-политических практик.
Быт раннего казачества заключался в регулярных грабежах и разбое, выраженных в легендарных «походах за зипунами». Образ жизни налетчиков диктовал и характер общества: формировалось племенное сознание, кочевой образ жизни, высокая мобильность, ранняя инициализация молодых казачат, их приобщение к специфике заработка через динамичную культурно-образовательную программу.
По мере развития военной теории, казаки заимствовали наиболее эффективные практики у других народов и сформировали неповторимую культуру, включающую шермиции, джигитовку, обращение с саблей и конный бой.
Группы, возводящие свой генезис к этой традиции, и имеющие явное генетическое родство с казаками, населяют Украину, Казахастан, Кавказ. Там они появились с Украины, когда имперская администрация, столкнувшись с невозможностью интеграции кавказских народов, решила занять Предкавказье казачьей колонизацией. Эти «казаки-народы» проживают только в обозначенных странах и регионах, справедливо требуя признать их отдельным этносом. Они образуют локальные этногруппы, полностью сохраняя быт исторических казаков.
Казаки как некоммерческие организации
Модернизационный проект для европейского мира поставил вопрос о том, будут ли в новом мире существовать иррегулярные вооруженные формирования или их время прошло. Западные страны пошли путем строительства государств-наций, в которых была только одна система, имеющая право осуществлять насилие — национальная полиция и армия. Национальные войска правопорядка осуществляли безопасность внутреннюю, а армия внешнюю, и никто другой не имел право вести войны и захватывать добычу. Существовали еще силы гражданской самообороны — милиция — которая привлекалась в случае крупных эксцессов, этнополитических конфликтов или стихийных бедствий. Но она не была самостоятельной силой и действовала также только на основании национального законодательства.
В СССР архитекторы государства пошли сходным, но несколько отличным путем. Армия была классовой, полицию, чтобы подчеркнуть народный характер обеспечения правопорядка, переименовали в милицию, а функции милиции раздали гражданской обороне и внутренним войскам. В этой структуре такому анахронизму как реестровые казаки не нашлось никакого места.
После краха СССР казаки заявили о себе как об отдельном народе, и эту инициативу (основанную на различных преференциях коренным малочисленным народам севера и Сибири) подхватили и ряженые казаки, провозглашавшие казачество практически в каждом регионе России.
У ельцинской администрации было альтернативное видение будущего казачества. Хоть первый президент России и раздавал направо и налево суверенитет, разорять всякими выплатами федеральный бюджет он был не намерен. Постперестроечное будущее казаков виделось в Кремле только как НКО в области культуры, а само существование казачества как нескончаемые песни и пляски, представляющие только этнографический интерес, который эти НКО обязаны поддерживать.
Масло в огонь подлила «Казакия» — политтехнологический проект, который в девяностые годы провозгласил план учреждения отдельной казачьей республики в составе России. Он не имел под собой никаких этнографических казачьих оснований, никаких «казаков-народов», и был частью раздачи суверенитета, которая перешла все границы.
В результате борьбы «казаков-народов», казачьих политпроектов и казаков, зарегистрированных как НКО, с президентской администрацией был принят компромиссный вариант. Казачество признавалось добровольным объединением, а не отдельным народом, казаком мог стать любой (даже мусульманин, что вызвало много споров). Для тех же, кто действительно не мог реализовать свою этническую идентичность в культурных программах, был написан отдельный федеральный закон
Казаки как корпоративная армия РПЦ
Широко и печально известное русское реакционерство, которое в современном политическом лексиконе называют «национализм», а в этнологическом — «этнофанатизм», с конца
Православие для русских этнофанатов играет абсолютно ту же роль, что и исламизм для кавказской молодежи, и реализуется точно в такой же радикальной форме. Современное конституционное право допускает существование религиозных обществ, но не даёт им прав навязывать свой образ жизни или хотя бы осуществлять силовую оборону своей идентичности и своих политических форматов. Такие вещи возможны только при попустительстве исполнительной власти, которое ситуативно, ибо настроение политических элит переменчиво.
Чтобы как-то утвердиться, «националисты» (как уже указывалось, их правильнее называть этнофанатиками) обращаются к обычному праву, то есть к историческим прецедентам, когда этническая и религиозная принадлежность находили бы явное практическое выражение. Подобным прецедентом являются казаки, причем в той форме, в какой нам рисует их мифотворчество «националистов», а рисует оно казаков именно как корпоративную армию Русской православной церкви, защищающей не столько Русь-матушку, сколько православную веру и «Москву — Третий Рим». При этом казаки становятся в их глазах предельно русскими, чуть ли не до состояния расовой чистоты, «солью земли», что, разумеется, никак не вяжется со взглядами академической науки.
В Москве и Подмосковье создаются сотни казачьих организаций, получающих поддержку РПЦ, а каждый православный националист пренепременно обнаруживает в своей родословной казачьи корни и заявить о себе как о казаке.
В настоящее время эти казачьи организации (абсолютное большинство и которых не имеет никакого отношения к историческим казакам и является политтехнологическим новоделом) выступают как силовая группа поддержки инициатив РПЦ в вопросах образования, прав собственности, лоббизме. Она всегда электорально активна и вступает в противодействие с политическими противниками Церкви когда у той заканчиваются разумные аргументы.
Текст: Виталий Трофимов-Трофимов
