6 декабря в 14:30 начнется второе заседание суда над Иваном Мосеевым, лидером поморской организации, занимающейся этнокультурным и духовным возрождением этого народа. Официально он обвиняется за комментарий в Интернете, неофициально — за то, что хотел, ни больше ни меньше, передать Норвегии часть российской территории. Пресса также следит за «поморским делом», поддерживая поморского активиста или, наоборот, подвергая его обструкции.
Все это, доводы сторон и сама проблематика удивительным образом как в кривом зеркале отражает дело
Обвинения
То, что Мосеева судят за поморство — факт, не требующий ни доказательств, ни уточнений. Создавай он украинское или корейское землячество, никаких претензий со стороны «озабоченных русских» к нему не было бы, так как и украинцы и корейцы народы признанные и внесенные во всевозможные списки Института этнологии и антропологии РАН. Именно явное нежелание считаться «этнографической группой русских» стало основанием для состряпанного дела, а вовсе не то, что кто-то кого-то назвал в Интернете «быдлом». За это можно полстраны пересажать, а не одного одного Мосеева.
Точно такая же ситуация сложилась во Франции в 1894 году, когда перед судом предстал Дрейфус, еврей родом из Эльзаса, которому, как и Мосееву, предъявляли в качестве обвинения работу на иностранную разведку. Мосееву — на норвежскую разведку, Дрейфусу — на разведку Германской империи.
Поводом дела послужила пропажа некоторых секретных документов, ответственность за пропажу которых возложили на Дрейфуса. Доказательством было сочтено сопроводительное письмо без печати и подписи, на которой офицеры Генштаба «опознали» почерк Дрейфуса. За этой уже доказанной подделкой стояли офицеры Эстерхази и Анри (позже второй даст показания, что подделку писал первый) — сотрудники Второго бюро Генштаба, по сути, занимающегося внешней и внутренней разведкой.
Абсолютно симметрично в России ФСБ клепает справку о том, что Мосеев выходил ночью в Интернет и оставил комментарий оскорбительного содержания, при том, что IP-адрес был динамичным, и им могла пользоваться половина Архангельска. Таким образом, спецслужба заявила в качестве доказательства ту же бумажку — «без печати и подписи». В обоих случаях обвинение строится вокруг одного косвенного доказательства, которое в случае Дрейфуса оказалось подделкой, а в случае Мосеева — пока что нет.
Когда французские судьи заколебались, обвинители Дрейфуса — Юбер-Жозеф Анри, полковники Шварцкоппен и Фабр изготовили еще одну подделку — записку германского посла, изобличающую Дрейфуса в сотрудничестве с немцами. И буквально тут же после того как против Ивана Мосеева возбудили уголовное дело, особо рьяный лжеученый-графоман Д. Семушин раскопал цитату ведущего норвежского эксперта по региональной политике Баренцрегиона Реми Странда: «Главной целью сегодня должно стать использование истории поморов так, чтобы в будущем организовать «беспроигрышную лотерею» для нас».
Любому специалисту и неспециалисту понятно, что эксперт не мог произнести такую удивительно кривую, бессвязную и бессодержательную фразу. Но нас интересуют не вольные переводы с норвежского, а то, что обвинители Мосеева нашли-таки норвежский след даже в столь малоговорящей фразе «посла норвежской империи».
Защита
Дрейфус был приговорён за шпионаж и государственную измену к разжалованию и пожизненной ссылке и в январе 1895 года препровожден в место отбывания наказания. К этому времени в прессе появилось значительное количество публикаций, заявляющих о том, что дело сфабриковано. Опубликованная улика добавила сомнений, особенно после серии общественных «экспертных заключений» о том, что подчерк не принадлежит Дрейфусу.
Сенатор Шерер-Кестнер, которому хватило смелости бросить вызов французскому военному сообществу, выступил в сенате с интерпелляцией, в которой требовал пересмотра процесса Дрейфуса. Он столкнулся с огромным военным давлением и корпоративизмом офицерства. Офицер Жорж Пикар, который заявил сенатору о том, что почерк в письме-улике принадлежит Эстерхази, был спешно переведен в Тунис.
В наше время в национальном вопросе роль военных исполняют корпорации, для которых коренные народы угроза не национальной безопасности, но корпоративной прибыли! По ряду документов российского и международного законодательства, часть прибыли от разработки недр они должны тратить на коренных малочисленных народов, чью землю копают.
Для борьбы с поморами они нанимают ИА Regnum, которое громче всех обвиняет поморов в работе на норвежскую разведку. Но когда общественность начинает разбираться в этом вопросе, выясняется, что автор изобличительных писем на минуточку сам гражданин Венгрии (с которой у России отношения значительно хуже, чем с Норвегией).
Когда же «разжигание межнациональной розни» оборачивается против наймитов Regnum’a, и Секретариат коренных малочисленных народов Севера по Архангельской области подает заявление в прокуратуру о разжигании розни в отношении саамов, ненцев и поморов, Минюст приостанавливает деятельность Ассоциации коренных малочисленных народов потому, что, дескать, половина делегатов на всероссийский съезд этой организации оказалась почему-то «поддельной» по мнению самого Минюста.
Отправлять Семушина «в Тунис» никакой нужды не было, он и так вне досягаемости национального законодательства, однако он моментально перестает писать. Его место занимает Максим Рева, катастрофически малограмотный в плане владения русским языком «венгерскоподданный» из еще более недружественной Эстонии, который также навязчиво начинает обвинять поморов в работе на норвежскую разведку.
В 1898 году в газете «L’Aurore» появилось письмо знаменитого писателя Эмиля Золя к президенту республики Феликсу Фору под названием «Я обвиняю», в котором писатель утверждалось, что улики сфабрикованы, а генеральный штаб и военное министерство сознательно пошли на подлог. Золя был признан виновным и сел бы на год в тюрьму, если бы не сбежал в Великобританию. В случае с делом Мосеева ничего подобного не произошло. ...Однако, кто знает?
Оправдание
Дело Дрейфуса раскололо общество. Против него, как и против Мосеева, выступили «государственники», националисты и антисемиты, та же «Суть времени» Франции
В деле Мосеева также есть факт лингвистической экспертизы по вопросу, содержит ли комментарий оскорбление против именно русских, и результат этой экспертизы будет обнародован 6 декабря на суде. Продолжая параллели с делом Дрейфуса, заметим, что на основании подобной экспертизы был выявлен реальный соучастник преступления против Дрейфуса — Анри.
Военный министр Франции Кавеньяк через несколько недель сам допросил Анри и принудил его сознаться в подлоге. Анри был арестован и в тюрьме покончил с собой. Дело против Дрейфуса оказалось от корки до корки креативом военной разведки Франции. Вполне возможно, нечто подобное мы узнаем и после завершения дела Мосеева.
Не ошибиться в выборе
После кассационного суда 1899 года и Реннского процесса выяснилось, что в деле Дрейфуса имеется не один, а множество подложных документов. Пока суд разбирался в хитросплетениях интриг, президент Лубе помиловал Дрейфуса, который помилование принял. Он вышел на свободу, и это остудило и сторонников и противников его заточения.
В ноябре 1903 года Дрейфус подал новую кассационную жалобу о пересмотре своего дела. Новый военный министр генерал Андре ознакомился с его просьбой и поддержал. Новый суд, проведенный весной 1904 года, вскрыв все подделки, оправдал Дрейфуса. Он был восстановлен в армии и награждён орденом Почётного легиона.
Возможно, через некоторое время и Иван Мосеев вместо повесток за свои достижения в области культуры Архангельской области получит медаль «За заслуги перед Отечеством» III степени. Сегодня его обвиняют в том, что он брал деньги у Норвегии на издание сборника поморских сказок (и даже это достоверно не известно!). Но рассматривать этот факт иначе как заслугу перед Отечеством невозможно. Кто пытался получить грант от Минкульта на сборник сказок, согласится, что исполнять свои прямые обязанности по культурному развитию наше правительство, мягко говоря, не склонно.
Как во Франции конца XIX века, так и в России начала XXI встает вопрос какой выбирать путь. Будет ли Франция оставаться республикой? Будет ли в России одна нация или множество? От этих ответов зависит политическая судьба государства и благополучие граждан.
Оглядываясь назад, мы видим, что Франция свой выбор сделала неправильно. Французский националист Морис Баррес во время дела Дрейфуса сформулировал понятие титульной нации, по отношению к которой многонациональный народ Франции того времени занимал подчиненное положение. Ошибочный выбор проявил себя во время Второй мировой, во время кровопролитной деколонизации Алжира, даже во время арабских погромов в 2005 году! Так же и Россия выбирает между темным убеждением в расовом превосходстве одного народа над саамами, ненцами и поморами и принципом многонациональности, прописаннном в Конституции, на что население нашей страны дало свое согласие.
Если выбор народа 1993 года под действием тех же «государственников», националистов и антисемитов, что выступают против Мосеева, будет пересмотрен, мы получим свой Алжир и свои погромы в московских предместьях.
Текст: Виталий Трофимов-Трофимов
