Окончательная победа досталась Сталину

14.04.2014
5 216
AA
Окончательная победа досталась Сталину | «Россия для всех»

Свидетельства непосредственного участника войны 1941-45 гг. Михаила Павловича Шмулева, переданные незатейливым, «простым», без претензий на особую изысканность, языком.

Вдумайтесь в само слово «Победа». Оно тешит тщеславие, разжигает гордыню и наполняет сознание людей т. н. национальной идеей. Но ведь победы без потерь — убитых, раненых и пропавших без вести — не бывает. А нашему народу в последней войне она обошлась в 28 миллионов человек, не считая покалеченных. А разрушенные села, города, а где-то сгинувшие без вести? Да и наша ли это победа? Победил ли народ? А, может, коммунистическая идеология и Сталин?

Мне досталась нелегкая доля пройти такие круги войны, какие, смею сказать, мало кто проходил. Поэтому во весь голос и говорю, и пишу то, что мною выстрадано и передумано.

В 1939 году меня призвали в так называемую Народную армию Финляндии, созданную при марионеточном правительстве Отто Куусинена. Нашему лыжному батальону поручалось водрузить Красное Знамя над президентским дворцом в Хельсинки. Но не удалось! Числились мы, призванные из Казахстана и других мест Союза, жителями Карелии. Считалось, что мы знаем финский язык, форма и знаки у нас были тоже финские. Что это? Маленькая или большая политика? Но ведь тут гибли, замерзали в снегах наши люди. Во имя чего? Ложь и в том, что наше вступление в Прибалтику приветствовалось местным населением. 16 июня 1940 года моя часть подошла к рубежам Латвии и должна была разгромить пограничные заставы, если к 6 часам 17 июня наш ультиматум не будет принят. А вся пограничная служба Латвии составляла всего тысячу человек! То был «аншлюс», то есть захват, присоединение с помощью военной силы. И мне лично хочется попросить у прибалтов прощения за мое участие в этой операции.

Война 1941-45гг. застала меня в Бресте. Отсюда началось наше беспорядочное отступление, пленение сотен тысяч недостаточно подготовленных бойцов. Сам я, выходя из окружения, уже будучи легко раненым, видел весь ужас начинающейся войны. Что же это было? Колоссальное количество военной техники, стянутой в одно место — Оржица, захваченное немцами. Подожженные поля, взорванные мосты, поврежденные железнодорожные узлы по приказу Сталина «Не оставлять врагу ничего...» Часто говорят о подвигах, героизме, славе, которые народ проявил, воюя за Сталина, партию, Родину. Да, за четыре года войны были и подвиги, и отданные во имя Родины жизни, и искреннее желание идти в бой за славой, орденами, наградами. Но я ни разу не видел и не слышал — разве что в кино, книгах и газетах, — чтобы кто-то поднимался в атаку с кличем: «За Родину, за Сталина — вперед!»

А вот бронзовые медали, причем самые разные, с изображением Сталина, в конце войны заполнили всю страну. И эти дешевые изделия режим охотно раздавал, стимулируя усердие и старание. Хотя никаких преимуществ, материальных благ эти награды никому не давали. Применялись и другие «стимулы». После сдачи Ростова-на-Дону были приняты указы о создании штрафных батальонов и рот. За малейшее непослушание, за невпопад сказанное слово о мощи вражеской техники, за анекдот, за сомнение в правоте Сталина судили и направляли в штрафные подразделения. А там одна цель — ценой гибели этих людей взять какую-нибудь высотку, облюбованную командованием как стратегическую. Вот и воюй — впереди огонь противника, а позади — заградительные отряды своих! Кто за страх, а кто за совесть, а совесть эта — рабская покорность судьбе.

В тылу положение было не лучше. Пахали на собственных коровах, дневали и ночевали в цехах. За ослушку — на фронт, в лагеря, на принудработы. Там были тоже «стимулы» — за перевыполнение нормы полагались дополнительные 100-200 граммов хлеба. А за эти 200 граммов надо было выкладываться до изнурения.

Все это я говорю потому, что война проехала по мне вдоль и поперек. В 1944 году в Яссо-Кишиневской операции, в боях за город Турду в Трансильвании я был тяжело ранен. И так случилось, что наши временно отошли на этом участке, оставив меня на поле боя. Да мало того — начали обстрел тяжелой артиллерией тех позиций, которые ранее занимали. К счастью, в меня не попало, не добили. И совсем уже думал, что немцы, подбирая раненых не станут со мной церемониться и просто пристрелят, чтобы меньше было возни. Но нет, подобрали и передали венграм на излечение. А там Будапешт, госпиталь и как бы стечение благоприятных обстоятельств — другой госпиталь, который открыл Рауль Валленберг для советских раненых военнопленных, и где меня вылечили, выходили добрые люди из числа добровольцев.

Походило ли это на наши порядки? Ничуть. Ведь Сталин своим отказом от признания статуса военнопленных смешал всех в одну кучу. И тех, кто сдался добровольно в плен, не желая воевать за Сталина, за коммунизм. И других, попавших в плен из-за бездарности, ошибок и промахов командования. И даже таких, как я, при тяжелом ранении брошенных своими же войсками. А действовал изуверский «Боевой устав пехоты»: «ничто, в том числе и угроза смерти, не может бойца Красной Армии заставить выдать военную тайну, тем более сдаться в плен». То есть декларировалось: если что, боец или командир должен последним патроном покончить с собой. Можно представить себе миллионы самоубийц. К слову сказать — что такое «военная тайна»? Фамилии командиров? Сведения о рационе питания? Большего солдат, да и офицер, вообще-то, не знал, да и знать не мог. Вот эту «военную тайну» он должен был сохранять ценой своей жизни?!

Про лагерную жизнь в плену рассказывать не стану, это особый разговор. Скажу лишь, что наши союзники — американцы, англичане, французы, — будучи в плену, получали от Международного Красного Креста четыре продовольственные посылки в месяц (две от родных), денежное пособие, чистую постель, право носить свою форму и знаки отличия, а те, кому положено по чину, — даже холодное оружие (кортик, саблю). Уже после войны я прочел, например, про англичан из нашего лагеря, совершивших побег при этапировании. На родине их встречали как национальных героев: ордена, выплата за выслугу лет, чины, денежная компенсация за пребывание в плену. И что меня сразило наповал, — их приняла сама королева Англии!

А теперь судите сами, что досталось мне. Бежал два раза. Первый — неудачно. Поймали, наказали. Второй раз все сложилось хорошо, и я вышел к своим наступающим частям. Пока добирался до комендатуры, пьяные офицеры дважды ставили меня к стенке, подозревая во мне переодетого шпиона, а может, власовца или бандеровца. А потом контрразведка — СМЕРШ. 15 дней в камере смертников, откуда выводили на расстрел тех, кто не сумел доказать, что он не служил у немцев и не был предателем Родины. Впрочем, мне невероятно повезло, так как в плену я был всего-то шесть месяцев. Из них три — в госпитале. А этот госпиталь шведского Красного Креста, открытый Раулем Валленбергом, был совсем рядом, в Будапеште, и при проверке меня быстро нашли в списках раненых. Потому-то и сказали мне: «Вот тебе направление в часть, которая формирует особый батальон из таких, как ты. Иди и воюй! Сумеешь доказать боем, что ты свой, может, вернут тебе чин, должность и прочее, а убьют — твоя судьба».

Однажды в лесу Чехословакии у меня завязалась перестрелка с немецким солдатом. Такая своеобразная дуэль. Правда, продолжалась она не очень долго, потому как я, улучив момент, дал длинную очередь из своего автомата. Фигура качнулась, взмахнула рукой и повалилась набок. Когда бой утих, я подбежал к «своему немцу». Молодой человек в форме ефрейтора лежал неподвижно, а на его лице застыло выражение боли и недоумения, даже удивления. Он словно спрашивал кого-то: «Как, за что? Почему?» Мне стало нехорошо, и я отвел глаза в сторону, побежал догонять своих. Вначале мне казалось, что все пройдет, и я скоро забуду его. Но странно — лицо возникало и возникало в моем сознании, и я понял, что я — убийца. Убил совершенно незнакомого мне человека, не зная, не ведая за ним никакой вины передо мной.

А тут еще случился эпизод, который заставил меня смотреть на все происходящее вокруг не так, как было принято. Я захватил пленного. Он был пожилым человеком, жалко улыбался, словно бы просил быть с ним подобрее, почеловечнее. Я это понял и как мог его успокоил, что у нас пленных не убивают, дескать. Мы не фашисты. Однако ординарец комбата, принимая от меня немца, доставить его в штаб полка в целости и сохранности отказалс. «Стану я рисковать из-за этого фашиста, огонь-то какой! Да я его просто шлепну, и концы в воду!» «Как это «шлепну»! — взревел я. — Да знаешь ли ты, сволочь, что я сам только что из плена, и никто там никого не шлепал». Напряжение было такое, что я схватился за автомат. Ординарец побледнел, залепетал, что он пошутил.

Война была закончена, и через неделю-другую мы отправились через все освобожденные и завоеванные страны прямым путем на Дальний Восток, в Монголию, на Японскую войну. Это уже другая война, и о ней другой разговор. Но эти два эпизода не выходили у меня из памяти и все больше тревожили меня. Я до сих пор болею от одной мысли, что просто так, шутя мог убить человека. И до сих пор меня тешит надежда, что, может, жив еще тот, пленный и благодарит меня за спасение.

Но как бы то ни было, а после всех военных походов попал я в сталинские лагеря и снова, лежа на нарах, мучительно разбирался в соотношении войны и человека в условиях нашей коммунистической идеологии.

В 1945-50 гг. все смешалось в так называемых исправительно-трудовых сталинских лагерях. Тут были уголовники, политические, бытовики и даже дети старше 12-ти лет. Были немцы, японцы, бандеровцы, власовцы, бывшие коммунисты, попавшие сюда случайно и все еще верившие в учение Ленина и Сталина.

Моим напарником по тачке стал Рудольф Камлер, бывший военнопленный, лейтенант немецкой армии, получивший срок 7 лет ИТЛ за два килограмма картофеля, которые он вынес с лагерного поля. Мы, естественно, стали выяснять отношения — кто где был, где воевал. И оказалось, что, будучи в Трансильвании, мы оба стояли одно время под селением Скулении, где были ожесточенные бои. Друг против друга! Его взвод автоматчиков и моя пулеметная рота вели перестрелку, и, наверное, кто-то из наших солдат был убит или ранен. Да такая же участь могла постигнуть и нас. Мы подружились и ели баланду из одного котелка, возили одну тачку и были неразлучны. Он уже хорошо говорил по-русски, а я еще не забыл, как «шпрехать». Так и жили, отбывая каждый свой срок.

Конечно же, не во всем соглашались, но мнение о войне, убийстве было единодушным. Человек не должен быть орудием в руках тиранов и деспотов, не может быть рабом, послушным в любых экспериментах. Иначе взбесившиеся политики снова вовлекут нас в огненное пекло. Руди Камлер уехал в свой фатерлянд уже другим человеком. Ему не нужен был Сталин, не нужен и Гитлер. Рудольф, если он жив, отмечает день окончания войны, как поминовения своих и наших убитых, пропавших без вести.

Сегодня я пытаюсь понять, чего больше в криках «Мы победили!»: агрессивности, вызова, напоминания, предупреждения потенциальных противников о своей якобы силе, своеобразная перестраховка, что ли? А может, просто рутинное следование однажды принятому ритуалу, который теплит душу, отвлекает от суеты и забот нынешнего времени?
Но во всех случаях, сегодня уже нет военно-промышленного монстра, каким был Советский Союз. А новым суверенным государствам не пристало принимать эстафету военной доктрины развалившейся империи и продолжать демонстрировать миру свою силу и могущество.

И было бы правильно, как это сделали другие страны, День окончания войны с Германией объявить Днем поминовения, памяти о погибших на той войне. Мировое сообщество нас поймет, оценит и народ Германии, который нынче делает нам много доброго, полезного, помогая выбраться из экономической разрухи. Ответный жест должен быть и с нашей стороны.

За свою жизнь человек, как и страны, народы, бесконечно с кем-то ссорится, воюет, но и мирится. Это в природе человеческой, да и как же иначе! И потому не принято напоминать бывшему врагу, а ныне союзнику, а может, и другу о прошлых обидах, устраивая для этого демонстрации, парады, салютования. Цивилизованные народы это понимают. И у них день окончания войны отмечается как знаменательная дата, и не более того. Причем печальная дата: живые поминают мертвых.

И лишь мы упрямо, настырно продолжаем праздновать, ликуем, веселимся, хвастаясь до неприличия — мы победили! Победа! Да можно ли назвать победой выжженную землю, разрушенные города и села и, как утверждают новейшие исследования, 40 миллионов погибших, считая и тех, кто умер от голода и страданий в лагерях и тюрьмах.

Страшная беда прошла по нашей жизни и унесла с собой отцов, братьев и даже матерей наших. Грех великий такой по-БЕДЕ радоваться. Еще больший грех забывать о тех, кто еще не похоронен. А газеты сегодня сообщают, что в новгородских лесах до сих пор (через пятьдесят-то лет!) сотни и тысячи скелетов, истлевших трупов все еще ждут своей очереди, чтобы о них вспомнили и похоронили по-человечески. Но нам недосуг, мы заняты подготовкой к великой дате как к грандиозному увеселению.

Сегодня настало время разобраться, кто же в этой войне проиграл. А кто выиграл, т. е. победил. Коммунистические лидеры хорошо понимали, что в случае поражения — коммунизму НЕ БЫТЬ. А чтобы БЫТЬ, коммунисты «ковали победу», поистине сжигая в горниле войны и народы, и города, и культурные ценности.

Моим оппонентам невдомек, что народы мира во все времена, и воюя друг с другом, придерживались разумных правил с тем, чтобы сохранить мирное население, территорию, тех, кто попал в плен. Уберечь от разрушения культурные ценности, тысячелетиями накопленные, объявляя для этого города открытыми. И Европа-таки сохранила древнейшие города: Рим, Париж, Афины. А у нас? До пепла, до основания. Вспомним фразу — «Родина или смерть!» Жаль, что вожди уходят почему-то последними, предварительно погубив миллионы людей.

У меня нет желания повторять всем известное: какие страдания вынес наш народ, какие бесчеловечные средства применялись, чтобы выиграть то или иное сражение...

Сравним две Отечественные войны: 1812 и 1941-45 гг. Они поразительно схожи. Начало войны, внезапность нападения, соотношение сил и первые успехи противника и даже битвы под Москвой, а затем обратный ход и победоносное вступление в столицу поверженного врага. Все сходится, но главное в том, что народ не приобрел себе свободы, не освободился от крепостной зависимости в первой войне, как и не сбросил авторитарного режима в войне последней.

Но есть и отличия. Военные люди знают, что наступающий всегда несет потерь больше, чем обороняющийся. В войне 1812 г. Наполеон потерял своих войск в несколько раз больше, чем русская армия. Германия же понесла значительно меньше потерь, чем Советский Союз. И чтобы там ни доказывали апологеты Сталина, это главнейший аргумент против «полководческого искусства вождя». Если он в мирное время не жалеет народ, то в военное и подавно не утруждал себя жалостью.

Кто начинал войну, тот знает, как гибли полки, дивизии, целые армии, технически не оснащенные, слабо вооруженные и не подготовленные к обороне из-за глупейшей военной доктрины — "бить врага на его территории, малой кровью, могучим ударом«.Отсюда и окружение, пленение и колоссальные потери наших войск.

А в войне 1812 г. главнокомандующий, генерал-фельдмаршал М. И. Кутузов всячески избегал рискованных сражений, маневрируя и выбирая уязвимые места у противника, резонно полагая, что победить можно и без кровавых потерь. К слову сказать, в Древнем Риме полководцу, добившемуся победы, но потерявшему значительную часть войск, отказывали в триумфе. Потому что народ Рима мог встретить триумфальную колесницу слезами, воплями. А бывало, и камнями забрасывали за смерть своих сыновей.

Только полным пренебрежением Сталина к судьбе и жизни солдата можно объяснить такие колоссальные потери. Бездарность и политическая слепота привела к внезапному нападению Гитлера, упредившего удар. Добавим, еще один вождь из такого же ряда — Мао — обещал миру великую войну, в которой погибнет около миллиарда человек. Ничего себе «светлое коммунистическое будущее!»

Сравним также «празднества», связанные с окончанием войны. В 1812г. триумфальный въезд в Париж и парад всех союзных войск. При возвращении на родину — парад в Москве. А после — благодарственные молебны в храмах, соборах во избавление России от нашествия двунадесяти языков. Поминовения погибших, сооружение храмов, церквей, часовен в местах сражений, в которых лики святых, скорбные, печальные, как бы укоряли людей за содеянное. Наши же мемориалы, памятники несут иные лики: суровые, как бы взывающие к мести, к продолжению кровавых битв. Словно бы мало было убитых! После войны 1812 г. — никаких ежегодных праздников, лишь тризна, поминки, скорбь и печаль великая! Да и во все времена, у всех народов любые битвы, в том числе и победы обычно не отмечались весельем. Там, где гибель и смерть своих ближних, сынов и отцов, — ликование неуместно. И как пример: в первую мировую войну Германия потерпела поражение, и по Версальскому договору союзникам надо было бы торжествовать и ежегодно праздновать, но, как известно, ничего такого не было. И потому сегодня мы задаем вопрос, кому же было выгодно обернуть общечеловеческий обычай поминок в сплошной парад и всеобщие восторги?

Сделаем небольшое отступление. После великих потрясений — войн, смут и революций — в любом обществе у любого народа происходят качественные изменения: экономические и социальные реформы, переоценка ценностей, и потому мало кто мог остаться у власти из былых правителей. Во Франции отказано в доверии — де Голлю, а в Англии — У. Черчиллю, смерть в апреле 1945 г. Рузвельта привела к власти совершенно иного политика — Трумэна. В других странах произошло то же самое. А вот в Советском Союзе все иначе, все наоборот. Почему же так? Действительно, власть коммунистов усилилась, авторитет Сталина стал высочайшим, чуть ли не божественным. Да потому что знали, после войны удержать власть — задача наисложнейшая. Если до войны два могущественных аппарата не сидели сложа руки (это репрессивный КГБ — и пропагандистский), то после войны они стали работать еще усерднее, еще злее, действуя и «словом, и мечом». Не буду повторять о репрессиях, о них знает весь мир, скажу, что все подвластное партии: печать, радио, митинги, собрания, нарождающееся телевидение — работало без устали, создавая мифы, легенды, вроде «десяти Сталинских ударов», якобы лично разработанных вождем, присваивали ему немыслимые звания — Генералиссимус (почему не Августейший?), награждали все новыми орденами и медалями, нарекали города и села его именем.

Народу внушалось, что Победа и Сталин неразрывны, и человечество очень ему обязано разгромом фашизма. Припомним: песни, кантаты, гимны, картины и т. п. связывали с именем Сталина. Какими расхожими были Сталинские пятилетки, Сталинская Конституция, Сталинский День Победы! К тому же коммунисты хорошо знали формулу — «народу нужно больше хлеба и зрелищ». Цены на хлеб понемножку снижали, а зрелища приумножали, усиливая их эффектность: парады, салюты, всеобщее веселье с непременной выпивкой. Где уж там думать о погибших, убиенных и покалеченных. Где уж тут плакать и печалиться, ведь в печали человек склонен к размышлениям, в которых может и вопросы задавать — а кто же повинен в смерти миллионов? Но если быть честным перед потомками и собой, следует признать — окончательная победа была народом упущена и досталась Сталину. И получается, что народ лишь отстоял свою Родину от иноземного порабощения, ОТСТОЯЛ, но не победил. И в этом наша горькая правда.

Разве те, кто вернулись искалеченными, измотанными, и те мученики-страдальцы в лагерях немецких, советских, получили свое право выбирать власть из многих политических партий, исповедовать свою веру, строить новые храмы, читать и слушать что им угодно, уезжать и приезжать в любую страну и вообще жить по-человечески, а не так, как велит партия. Ничего такого победители не получили. Все вернулось на круги своя.

И хотя сегодня коммунистической империи больше нет, но хитрая сталинская приманка продолжает действовать. Видимо, и на новом историческом витке у руководителей суверенных государств господствует привычная идея как объединяющая, к тому же ставшая традицией да и очень удобная для нового генералитета, озабоченного воспитанием будущего солдата. Но позвольте спросить: если молодому государству нужна объединяющая идея, то почему она, как и раньше, военная, милитаристская?

Нынче иные ценности, иная гордость за свою Родину, свое прошлое. И дело тут за интеллектуалами, духовидцами, писателями, которые могли бы показать народу всю противоестественность и уродство многих прежних традиций, внедренных, почитай, насильно.

В эти дни, знаменующие дату начала войны 1941-45 гг., не мешало бы многим и многим по-иному посмотреть на то, как она начиналась, как велась и кто повинен в ее неисчислимых жертвах.

1994 г.

Авторское название: Почему я не праздную День победы.

Текст: Михаил Шмулев
Источник: ]]>Голоса Сибири]]>

От редакции

Cоглашаясь с общей концепцией автора текста, должны отметить одну фактическую неточность: в войне 1812 года потери России были также больше, чем потери стороны противника. Военные потери составили около 350 000 у французов, и около 400 000 у русских (не считая более ста тысяч жертв среди мирного населения).