Источник: НСПЧ
В начале года в России вступил в силу так называемый «закон Димы Яковлева», запрещающий усыновление российских детей-сирот гражданами США. О последствиях принятия документа и о том, кто теперь должен спасать российских сирот, пишет «Коммерсант».
«Пять месяцев назад, когда «закон Димы Яковлева» вступил в силу, мы поняли, что живем в другой стране, — пишет корреспондент «Ъ» Ольга Алленова. — Страна, в которой мы жили до этого, была не всегда удобной для жизни, порой жестокой, порой глубоко несчастной. Но в этой стране не торговали жизнями маленьких больных детей. А в стране, которую мы увидели пять месяцев назад, торг был возведен в ранг государственной политики».
По мнению автора, власть распространяет стереотипы, что: «в Америке убивают наших детей»; «Американцы скрывают от российских властей случаи насилия над российскими детьми»; «Российские дети должны оставаться в своей стране» и так далее. «Но рано или поздно люди, которые умеют думать, все же понимают, что в Америке живут не людоеды, а такие же люди, как и мы, что случаи жестокого обращения с детьми случаются там, как и во всем мире...», — пишет автор.
У Алены Синкевич, которая до принятия этого закона работала в американской организации Hand & Hand и помогала американским семьям в усыновлении детей в России, под антисиротский закон попали шесть семей. «Они прошли всю процедуру усыновления, встретились с детьми, оставалось прийти на судебное заседание, чтобы получить разрешение на усыновление ребенка. Но антисиротский закон вышел чуть раньше судебных заседаний. Все эти семьи подали документы в суд. Их дела откладывали несколько раз. [...] Всем шестерым было отказано, — пишет Алленова. — Апелляции рассматривались в середине мая — и тоже отказ. Эти шесть семей должны были усыновить в России четверых детей с синдромом Дауна, одного ребенка с ВИЧ, одного — с ДЦП».
Как стало известно, недавно в Нижегородской области умер ребенок с синдромом Дауна, которого ранее хотели усыновить американцы. «У него был сложный порок сердца, врачи не сразу его распознали, и ребенок умер, — пишет автор. — Никто не знает, где его похоронили. Волонтеры боятся об этом говорить. И написать запрос руководству конкретного учреждения о том, что случилось с ребенком, нельзя: волонтеры боятся потерять единственную возможность приходить в детский дом. Этого ребенка тоже хотели забрать американцы. Они уже начали оформлять документы».
