Валерий Фролович Астафьев отмечает в 2014 году сразу две круглых даты — свое 75-летие и 60-летную годовщину Тоцкого атомного взрыва. Второе событие в его жизни совсем никак нельзя назвать радостным. Свидетелем испытаний опасного оружия он стал не по своей воле. Село Тоцкое, где с 1939 года проживала его семья, находилось на расстоянии примерно 10 километров от эпицентра взрыва.
В далеком 1954 году Валерию было всего 15 лет. После окончания 8 класса местной школы он, как и его одноклассники, радовался наступлению лета, возможности долгих прогулок по лесу и купанию в речке Самаре. Но привычный ход жизни был внезапно нарушен людьми в военной форме. Их появление поселило тревогу в местных жителях. Ведь совсем недавно закончилась война, и ещё свежи были в памяти атаки противника. Любимая дубрава в Тоцком вдруг неожиданно превратилась в режимный объект, охраняемый солдатами. Подготовка к учениям началась в мае — на полигон свозили военную технику и домашний скот разных пород, на железнодорожную станцию пригнали санитарные поезда. Одновременно шли работы по удлинению путей. По деревне ходили слухи, что взрывать собираются «атом», однако точную информацию не разглашали. Партийным работникам и их семьям дали указание ни под каким предлогом не покидать деревню, чтобы не создавать панику. Кто-то из недоверчивых все же уехал, но большинство осталось дожидаться неизвестности.
Взрыв был запланирован на 1 сентября, но из-за сильного ветра перенесен на две недели. Занятия в школе отменили в связи с подготовкой к нему. Каждые 10 дворов в Тоцком обслуживал один солдат, отвечавший за инструктаж и раздачу указаний. На перекрестках стояли машины марки «Студебекер», приготовленные на случай экстренной эвакуации населения. Жителям велели покинуть свои дома, открыть окна и двери, чтобы их не выбило взрывной волной, и ожидать дальнейших команд. За несколько дней до взрыва дали распоряжение подготовить трехдневный запас продуктов в погребах и все необходимые вещи. Траншейные укрытия решили не копать, а вместо этого просто отправили людей на огороды и потребовали лечь лицом на землю меж картофельных грядок. Некоторых детей усмирить не удавалось — они вскакивали и бегали вокруг, не обращая внимания на команды приставленного солдата.
14 сентября в 4 часа утра всех жителей Тоцкого разбудили и вывели на огороды, объявив 5-часовую готовность. За 20 минут до взрыва прозвучала команда «приготовиться», а через несколько мгновений земля содрогнулась, и всех ослепил необычно яркий свет.
«В тот момент, когда рвануло, у меня сразу же заложило уши. Через 10 минут солдат говорит «подъем». Мы поднялись, оглянулись. У нас там была так называемая Лысая гора. Её не было видно, она вся была в дыму, в огне, а над нами висел ядерный гриб», — взволнованно рассказывает Астафьев.
Его младшая сестра Светлана, которой было тогда 12 лет, тоже отчетливо помнит этот день. «Вспышка была необыкновенно яркой, белой, совсем не похожей на солнце. После этого света стало сразу темно. Мы бежали домой в совершеннейшей темноте. От этого облака ничего не было видно. Над нами висел черный гриб, который закрыл собою всё. Он был, как в фильмах, громадный, с огромной ножкой, а сверху всё расплывается. Это было что-то необыкновенное и невиданное».
Евгения Панферова, жителя деревни Медведка, расположенной в 18 километрах от эпицентра, взрыв застал на уроке русского языка в школе.
«Когда прогремел взрыв, все мы выбежали на улицу, чтобы посмотреть на этот атомный гриб. Нам интересно было. Понимаете? Никто не предупреждал нас, что этого делать нельзя, что это вредно. И вообще нам никто не говорил, что нужно спрятаться, в погреб залезть или как-то ещё защититься».
В Медведке, как и во многих других деревнях, оповещение населения не проводилось. По словам очевидцев, атомный взрыв стал для них совершенно неожиданным «сюрпризом». Занятия в школе проходили в обычном режиме и учителя, по всей видимости, не получали никаких инструкций по безопасности. Многие из тех детей, которые из простого любопытства выбежали в тот день на улицу, ушли из жизни в следующие два года. Точную статистику никто не вел, но каждый из выживших вспоминает своих скоропостижно скончавшихся от внезапных болезней одноклассников.
Жизнь после взрыва вернулась на круги своя. С Тоцкого полигона быстро увезли солдат, побросав расплавленную технику и сгоревшие заживо трупы животных, а местные жители остались на своих местах. Администрации Тоцкого было дано указание расчистить полигон от поваленных и засыпанных ядерным пеплом деревьев. Чтобы «добро» не пропадало зря, древесину пустили на обогрев домов. Говорят, что «атомные дрова» хорошо горели и давали пламя ярко-синего цвета.
С трудом уцелевший скот с обгоревшими боками и вытекшими глазами в срочном порядке привозили на осмотр в ветлечебницу, а затем отправляли на убой. Это мясо поступило в продажу, как будто ничего и не было. Новые колодцы никто не выкапывал, люди продолжали пить воду из зараженных источников, занимались сельским хозяйством на загрязненной земле и жили в домах, куда взрывной волной занесло радиоактивную пыль. Тоцкий полигон вскоре превратился в открытую для посещения территорию, откуда местные жители по своей беспечности и незнанию таскали запчасти разрушенной техники и все, что, по их мнению, могло пригодиться в хозяйстве. В разрушенную деревню Маховку в 3 километрах от эпицентра стали возвращаться семьи эвакуированных и заселяться прямо в обгоревшие дома.
Последствия не заставили себя долго ждать. В течение первых двух лет смертность в районах Оренбургской области, попавших под атомное облако, сильно возросла. Умирали дети, подростки и молодые люди в самом расцвете сил.
С. Ф. Астафьева студенткой Оренбургского медучилища проходила с 1960 года 2-летнюю практику на должности фельдшера-лаборанта в Тоцком. В ее памяти остались многочисленные больные, которым не помогало ни одно лекарство, кроме сильного обезболивающего.
Каждую неделю Светлана получала морфий в таких количествах, что оставалось ещё на следующую неделю с избытком. Диагнозов тех больных она не знала, но в скором времени они умирали. «Может у них рак был или лучевая болезнь, или ещё что-то, что вызывает поражения костей, мышц, суставов и сильнейшую боль, — говорит Астафьева. — В деревне ходили слухи разные, разговоры. Люди стали уезжать от страха, потому что, например, был сосед Ваня 35-летный, раз — и нет Вани. В 9-ом классе кто-то умер, в 10-ом классе. Очень запомнилась одна девочка, которая в институт поступила и через месяц умерла от белокровия».
Валерий Астафьев перечисляет по памяти фамилии своих умерших одноклассников — Анна Лампина, Михаил Кравченко, Стрельцов Евгений — всех не упомнишь. На школьной фотографии сидят в 4 ряда дети, не ведающие, что судьба отмерила им очень короткую жизнь. Кто-то умер ещё подростком, а кто-то дожил до 38 лет...
Панферову Евгению сейчас 76 и он сам искренне удивляется, как сумел пережить всех своих сверстников. В деревне, откуда он родом, уже давно не осталось очевидцев тех событий. Жена, которая проживала в соседней деревне Погромное, умерла от рака, едва перешагнув 60-летний рубеж. Родителей, сумевших дожить до преклонного возраста, похоронили с тем же диагнозом. У самого Евгения проблемы со здоровьем начались ещё в армии, откуда его комиссовали после безуспешного лечения в военном госпитале. В 47 лет у него случился первый инфаркт, и с тех пор он постоянно нуждается в помощи врачей. Девять лет назад он перенес операцию шунтирования на сердце, а в этом году ему поставили кардиостимулятор. Евгений живет один и ему нельзя выполнять тяжелую физическую работу, однако он вынужден хлопотать по хозяйству, ведь помощи ждать не от кого.
Валерий Астафьев в студенческом возрасте начал страдать от сильных головных болей и тахикардии. В 38 лет у него случился сильный гипертонический криз, сопровождавшийся резкой потерей веса — похудел на 15 килограмм. Врачи выявили у него расстройство щитовидной железы (гипертиреоз), а буквально через два года произошла повторная госпитализация с диагнозом «диффузный токсический зоб с выпячиванием правого глаза», больше известным как Базедова болезнь. С 1979 по 1986 год Астафьев ежегодно проходил стационарное лечение. В 1992 году он снова попал в больницу с диагнозом «острая очаговая дистрофия миокрада переднебоковой стенки гипертрофированного левого желудочка и атеросклероз сосудов головного мозга». В 1998 году у него обнаружили базалиому, злокачественную опухоль кожи глаза, и направили на лечение в радиологическое отделение. С каждым годом список болезней только увеличивался, а на лекарства требовалось все больше денег. В 2000 году ему прооперировали глаза в связи с отслоением сетчатки левого глаза. Тогда, в далеком 1954 году, он и не предполагал, как пагубно может отразиться яркая атомная вспышка на его зрении. Судьба его отца Фрола подтвердила, что наихудшие опасения обоснованы — после взрыва его зрение стало стремительно ухудшаться, а в 60 лет он окончательно ослеп от глаукомы. Еще 4 года спустя в больничной карте Валерия Астафьева появилось несколько новых диагнозов — бляшечная склеродермия кожи, хронический атрофический гастрит, панкреатит, сахарный диабет второго типа. Вот уже много лет его жизнь проходит в больницах и на осмотрах у врачей, которые продолжают настойчиво отрицать связь всех этих болезней с атомным взрывом на Тоцком полигоне.
У его сестры Светланы такие же проблемы с щитовидной железой и сильные головные боли. Она, как и её брат, в тот злополучный день находилась в Тоцком. В 37 лет у неё проявилась гипертоническая болезнь, и как следствие — ослабление иммунной системы и длинный перечень новых заболеваний. Щитовидная железа пострадала у всех членов семьи Астафьевых. У матери с годами развилась опухоль — загрудинный зоб, который пришлось удалять операционным путем. Всю оставшуюся жизнь она жила на гормонах, а её смертельным диагнозом стал рака желудка, вызвавший комплексное поражение организма. У дочери Светланы Астафьевой тоже совсем недавно обнаружили гипофункцию щитовидки, а 9—летняя внучка страдает от врожденной деформации костей стопы, проявляющейся в сильнейшем плоскостопии.
Все эти диагнозы не случайны. Районы Оренбургской области сильно пострадали от радиоактивных осадков, образовавшихся после атомного взрыва, и в течение 60 лет на этих территориях не проводилось никаких реабилитационных мероприятий. На пахотных землях с повышенным содержанием цезия-137, строниция-90 и плутония-240 сажали злаковые культуры, пасли скот, проводили сенокосы. Радионуклиды попадали по звеньям пищевой цепи в организм человека, вызывая необратимые генетические мутации. Границ этих зараженных территорий никто не знает. Роспотребнадзор Оренбургской области, ответственный за радиационную безопасность региона, сообщил, что «информация о существовании карты радиационного загрязнения районов, пострадавших в результате Тоцкого атомного взрыва 1954 года области, и установлении границ... отсутствует».
Средств на основательное обследование Тоцкого радиоактивного атомного следа и мероприятия по улучшению экологической обстановки в регионе явно не хватает. Федеральные власти перестали интересоваться этой темой в середине 90-х, именно в то время, когда коллектив ученых из Оренбурга, Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга и Новосибирска сумел установить и доказать факт негативного воздействия последствий атомного взрыва на здоровье населения. Финансирование этих исследований началось в 1991 году после подписания президентом Ельциным распоряжения «О мерах по защите населения Горно-Алтайской ССР, Алтайского края и Оренбургской области, проживающего на территориях, расположенных в зоне влияния ядерных испытаний». Медики Оренбургской медицинской академии совместно с ведущими российскими биологами, экологами и химиками-радиологами провели реконструкцию следа и определили список районов, нуждающихся в серьезной реабилитации и помощи государства. Среди них — Сорочинский, Грачевский, Красногвардейский, Александровский, Пономаревский, Шарлыкский, Тоцкий и Бузулукский районы Оренбургской области.
В работе возникало много сложностей, в первую очередь, из-за позиции Министерства обороны, которое продолжает держать под грифом «совершенно секретно» архивы по Тоцкому взрыву. В расчетах радиоактивного выброса приходилось опираться на гипотезы, а не на конкретные факты. Ведь до сих пор военные уходят от прямого ответа на вопрос, какой это был взрыв — воздушный, наземный или воздушно-наземный, и какова была его мощность (40 или 10 килотонн, как утверждают военные).
«От этих параметров зависит оценка первичного загрязнения, которое появилось 14 сентября 1954 года. Для воздушно-наземного взрыва оно значительно больше, чем для воздушного», — рассказывает профессор биологических наук член той самой научной группы Русанов А. М.— «От понимания этого вопроса зависит оценка реабилитационных мероприятий и изначальной дозы облучения. После многочисленных споров и диспутов c привлечением гражданских и военных физиков нам всё-таки удалось доказать, что наш регион по уровню загрязнения нуждается в серьезной реабилитации, вне зависимости от характера взрыва. Однако, исходя из количественного воздействия на животный и растительный мир, и в первую очередь человека, мы склоняемся к мнению, что взрыв был воздушно-наземным. По данным МАГАТЭ, территория, на которой население получило 2 бэра и больше, нуждается в реабилитации, а всё, что меньше двух, считается вполне себе пригодным для жизни. В случае воздушного взрыва у нас получается 0,2 бэра и нам ничего не положено, а если посчитать для воздушно-наземного, то будет 18 бэр, и тут сам бог велел помогать».
Вторая проблема — это 40 лет временного промежутка, отделявшего исследователей от момента взрыва. За этот период произошел полураспад радиоактивного цезия и стронция, а на полях, где выпали ядерные осадки, сельскохозяйственная техника нарушила целостность верхних слоев почвы. Для проведения более точных расчётов необходимо было искать плутоний, и его нашли, причем в количестве, совершенно неожиданном для оренбургских степей.
«Мы обнаружили довольно-таки приличное содержание этого радионуклида в почве, что полностью исключает версию трансграничного переноса. Во время очередного доклада на комиссии в Москве мы задали полковникам вопрос, откуда взялся в наших краях плутоний, но так и не получили от них ответа», — делится своими воспоминаниями доктор медицинских наук и ректор Оренбургской медицинской академии В. М. Боев. Характер илистых отложений в водоемах также выдал присутствие сильного ионизирующего излучения. В верхних горизонтах почвы, который постоянно смывается на дно и образует ил, загрязнение радионуклидами было в 5-7, а по некоторым изотопам даже в 10 раз выше нормы.
Другим доказательством присутствия радиации стали мутации, обнаруженные у мышевидных грызунов. «Это очень благодатный материал для исследователей. Репродукция у грызунов работает очень быстро — за 40 лет сменилось 50 поколений этих мышей. Подсчёт генетических и анатомических отклонений от нормы показал, что здесь существует некий фактор, нельзя сказать однозначно, что он радиационный, но мы должны были признать существование неких явлений, которые приводят к изменениям в генах. Все остальное, кроме взрыва, было одинаковым как в пострадавших районах, так и на соседних незараженных территориях» — добавляет А. М. Русанов.
Медиками Оренбургской академии была проведена серьезная работа по изучению архивных данных о состоянии здоровья и заболеваемости детского и взрослого населения. У жителей проблемных районов был выявлен пониженный иммунитет, а частота возникновения онкопатологий и сердечно-сосудистых заболеваний существенно превышала средние показатели по области и даже по стране.
Еще одним весомым аргументом оказались атипичные хромосомные аберрации, выявленные у детей Оренбургской области. В исследовании участвовали три группы подростков 12-14 лет из Сорочинского и Беляевского районов Оренбуржья, а также дети из подмосковного санатория в качестве контрольной группы. Хромосомные аберрации, найденные у детей из пострадавших районов, свидетельствовали о присутствии некоего фактора, оказывающего негативное воздействие в течение длительного времени. Утверждать, что этим фактором является радиация, ученые не осмеливаются, однако другие причины, кроме атомного взрыва, установить довольно сложно.
Полученные результаты звучали настолько убедительно, что не нашлось никого из оппонентов, кто смог бы их опровергнуть. «Как только у нас появились глубокие исследования, то постепенно нашу программу прикрыли. То есть элементарно перестали финансировать» — разочарованно констатирует В. М. Боев.
В период с 1991 по 1996 год на средства федерального бюджета было построено несколько фельдшерско-акушерских пунктов и проведена замена медицинского оборудования, однако после дефолта 1998 года помощь сошла на «нет».
Особенно остро отсутствие поддержки ощущают пострадавшие из числа мирных жителей.
До сих пор российское законодательство не признает за ними право на получение компенсации за нанесенный здоровью ущерб. В 2004 году был принят Федеральный закон, отменяющий постановление 1992 года ВС РФ от 18.06.1992 № 3062-1, в соответствии с которым гражданское население могло претендовать на льготы. По информации Министерства социального развития Оренбургской области, для жертв испытаний атомной бомбы на Тоцком полигоне меры социальной поддержки не предусмотрены.
Текст: Лилия Иванова
Источник: Гринпис России
