Василина Орлова: Необходимость нового атеизма

Наше общество было атеистическим еще очень недавно. Теперь оно так же сплошь религиозно. За какие-то двадцать лет религиозность стала таким же модус вивенди, каким раньше был атеизм. И таким же модус вивенди только по видимости. Она и так же поверхностна, как атеизм предыдущей формации. Нечто от привычки, от приличия, от общего информационного флера. Даже те, кто не является религиозным человеком, сегодня, как правило, стыдятся в этом признаться. Все время экивоки — я христианин, но я плохой христианин; я не хожу в церковь, но был крещен в детстве.

Хочется спросить: зачем это? Разве не честнее сказать: я не религиозен и не собираюсь становиться религиозным? Я не хожу в церковь, и обязанным себя не считаю. Это не должно служить в обществе поводом для внутренней или внешней само- или общественной дискриминации.

Атеисты не обязательно значит не помнящие родства и не уважающие историю страны или церкви. Более того, атеист не обязан не любить церковь — он может любить ее как народное достояние, культурную драгоценность и как носителя старославянского языка.

Назрела необходимость более утвержденной позиции атеизма в общественном диалоге о религии. Есть древнее мнение, что религия должна быть запретной темой для атеистов. ]]>Мирча Элиаде]]> выразил эту точку зрения наиболее афористично: «Религиозный феномен будет распознан как таковой, если будет схвачен на своем собственном уровне, то есть если будет изучен в качестве религиозного. Пытаться ухватить существо такого феномена средствами физиологии, психологии, социологии, экономики, лингвистики, искусства или любой другой науки будет ошибкой; так будет пропущен единственный уникальный и несводимый к другим элемент — элемент сакрального». ]]>Дэниел Деннет]]> называет такой аргумент «оберегающим».

Однако, продолжает Деннет, общество не может себе позволить такой роскоши, как сказать: если ты не совершал преступления, ты не можешь о нем высказываться. Или: если ты не имеешь сертификата, что ты эксперт по политическим вопросам, ты не можешь о них формулировать свое мнение. Даже: «если ты не гомосексуалист, нечего высказываться об отношениях между людьми одного пола» — такого никто не утверждает. Почему-то единственное табу — вы не можете высказываться по религиозным вопросам, не делая определенных реверансов в смысле того, что и вы не лыком шиты и тоже принадлежите к какой-то религии.

Между тем, если бы существовали люди, отстаивающие в современной России позиции не просто антиклерикализма, а атеизма, это могло бы послужить на пользу всем участникам диалога. Это могло бы быть чрезвычайно полезно и церкви, так как позволило бы богословам оттачивать свои формулировки, обращаясь к обществу, которое не разделяет их взгляды.

Это могло бы перевести разговор с каких-то второстепенных, административных, обрядовых, правовых вопросов, связанных с религией, в сферу, где обитают вопросы по-настоящему значимые. Есть ли Бог? Бессмертна ли человеческая душа? Что нас может ожидать после смерти?

Это же основные вопросы, которые может задавать себе современный человек? Или они сами по себе какие-то второстепенные? Проблема, как мне кажется, в том, что не только найти ответы на эти вопросы, но и задать их себе, в том информационном потоке, в том числе религиозной информации, в котором мы обитаем, чрезвычайно сложно. Вопросы духовного поиска остаются глубоко на периферии, даже когда мы говорим о религии.

От кого можно было бы в современном обществе услышать эти вопросы? Я допускаю, что это не дело церкви, потому что церковь по видимости уже знает ответы на эти вопросы. Может быть, их как раз и могли бы задать атеисты?

Научный атеизм является одним из передовых движений в современной философской мысли. Среди представителей этого движения есть и неомарксисты, такие как ]]>Славой Жижек]]>, и логики, как ]]>Тимати Вильямсон]]>, и аналитические философы, как Дэниел Деннет. Традиция мысли, которая в российской историографии называлась свободомыслием, сегодня продолжается так же, как продолжается и развитие теологических концепций самого разного рода.

Ответственность за то, что разговор о важнейших вопросах, стоящих перед человеком в течение жизни, у нас в России сегодня получается скудным, лежит на обеих сторонах. Мы даже не принимались за него, потому что, я думаю, мы боимся обнажить глубочайшие противоречия, такие, которые делают разговор практически невозможным. Нам проще махнуть на противоположную сторону рукой, воздерживаясь от разговора. Общество с его теперешнем уровнем агрессии не готово к такому сложному разговору.

Есть впечатление, что церковь в своем общем многоголосом послании обществу исходит из предпосылки, что все знают ответы на эти вопросы. И что эти ответы, более того, совпадают с теми ответами, которые знает она. Мне представляется, это ошибочное представление. У людей какие-то свои ответы, которые могут совпадать с основами христианского вероучения только в незначительной части. Они могут совпадать и полностью, но дело в том, что мы этого не знаем. Поэтому необходим богословский диалог по самым фундаментальным основаниям веры.

И поэтому необходим объективный научный статистический анализ. Как ни странно, тот анализ, с приведением цифр, который стремится доказать, что российское общество исповедует православие, даже если этот анализ хочет выглядеть научным, несет на себе некую общую для нас печать (о которой я говорила в начале), что неприлично говорить о религии и одновременно быть атеистом. Очевидно, здесь играет свою роль тяжелое наследие советского периода. Мы до такой степени ощущаем на себе бремя исторической вины за растоптанное христианство, за священников, распятых на дверях храмов, за гонимых верующих, что осознать собственное неверие для нас кажется святотатством.

Между тем, мы погружены в противоречия. Ценности, которые современный мир пытается осваивать, на первый взгляд находятся в глубоком противоречии с ценностями, которые присущи христианству. Например, безусловное достоинство человеческой жизни, — для христианства оно не столь безусловно. Или требование быть успешным — и требование христианского смирения. Протестантизм успешно примирил эти два требования, но наша культура стоит на другом. Для нас эти два требования практически несовместимы, и между ними нужно сделать выбор.

Как мне представляется, только определенным образом примирившись внутренне с ценностями современного мира, религия может играть серьезную роль в жизни современного человека. Только при условии, что она видит своих последователей как людей, обладающих внутренним достоинством, она может давать современному миру идеал, которому человек чувствует внутреннюю необходимость следовать.

Мне кажется, христианство обладает достаточной глубиной для того, чтобы это примирение было возможным. И чтобы оно не копировало решение, обозначенное Максом Вебером в его знаменитом труде «]]>Протестантская этика и дух капитализма]]>». Например, концепция христианского смирения не только совместима с нынешним секулярным представлением о безусловном достоинстве человеческой жизни, но и, возможно, вовсе от нее неотделима.

Мне кажется, какие-то завышенные требования сейчас предъявлять к церкви по большому счету бессмысленно. Поэтому все это я высказываю, во-первых, в качестве пожеланий, а во-вторых, адресуясь светскому атеистическому сознанию. Критически необходимо, чтобы и светское общество, и церковь нарастила определенную интеллектуальную мощь. Возможно, пройдут поколения, прежде чем это осуществится. Но, к сожалению, нет никакой исторической неизбежности, с которой эти изменения должны происходить. Нельзя с уверенностью сказать, что через двадцать лет скажут: сейчас у нас есть десяток православных теологических движений, а двадцать лет назад символом интеллектуальной мощи церкви был эксцентричный диакон Кураев, этакий честертоновский отец Браун.

Основной вывод, который я хотела бы сделать, это то, что только свобода религиозного вероисповедания, поддержанная представителями всех религий не на словах, а на деле, принятая как основная импликация общественно значимых высказываний, — может быть благоприятными условиями для роста духовного самосознания. И частный случай свободы вероисповедания — это свобода не иметь никакого вероисповедания вообще, и при этом не чувствовать себя человеком, по отношению к которому осуществляется дискриминация. Свобода эта значит, что ни у кого нет патента на изречение религиозных истин.

Представители традиционных религий похожи в одном: все они уверены, что именно они знают истину, что их вера — самая лучшая, что они — избранные, а все остальные, если вовремя не обратятся, хотя бы за секунду до смерти, то пойдут в ад. Однако, тот простой факт, что, к какой бы религии вы не принадлежали, вы не принадлежите к религии, которую разделяет большинство жителей земного шара, должен намекать нам о скромности наших притязаний на владение последней истиной.

В отличие от современных религий, современный атеизм готов признать существование Бога. То есть, признать его таким, каким он его себе не представлял. Живая вера не может быть священной коровой. Ее можно уважать исключительно за то, что она предъявляет себя как отрефлексированная, готовая к вызовам разного рода. А не как род интеллектуальной инвалидности или угрюмая реакция на любые раздражители внешнего мира, якобы инспирированные из-за рубежа.

И заключительное. Свобода вероисповедания также подразумевает уважение к религиозным чувствам сограждан. Светскому обществу предстоит над этим работать, нам нужно учиться уважать людей, которые не разделяют наших взглядов. Одновременно, религиозные чувства, даже оскорбленные религиозные чувства, будь то религиозные чувства православных или мусульман, не могут служить поводом, как в Египте, к тому, чтобы убивать, жечь и разрушать, или, как в России, преследовать людей в судебном порядке.

Общество научится уважать религиозные чувства не раньше, чем эти чувства перестанут использоваться как повод для насилия и политических репрессий. Поэтому всякое использование религиозных чувств как якобы одобряемого мнимым большинством повода для преследования инакомыслящих отделяет тот момент, когда мы сможем сказать: да, мы научились уважать чужие религиозные чувства.

Это было предостережение обеим сторонам диалога о религии — как религиозной, так и нерелигиозной. Спасибо за внимание.

Текст: Василина Орлова
Видео: Виктор Рибас